Черный Леопард, Рыжий Волк - читать онлайн книгу. Автор: Марлон Джеймс cтр.№ 165

– Ты все так же болтаешь одни только глупости.

– Я ищу кое-кого, кто на Малангике дела делает.

– На Малангике все дела делают.

– Только то, что он покупает, очень немногие из вас продают.

– Так ступай и проверь этих немногих.

– Уже. Четверых до тебя, к одному после тебя наведаюсь. Пока мертвяков четверо.

Старичок примолк, но лишь на мгновение. Женщина с ребенком продолжали есть. Лицо его было обращено к жене, но глазами он следил за мной.

– Не на глазах моих жены с сыном, – произнес он.

– Жены с сыном? Это жена, а это сын?

– Да, не надо…

Я метнул оба ножа: один попал женщине в шею, другой воткнулся мальчику в висок. Оба задрожали и затряслись, а потом упали головами на стол. Старичок закричал. Вскочил, подбежал к мальчику и обхватил его голову. Цветок на той голове увял, и что-то черное, густое медленно потекло у парня изо рта. Старичок завыл, заорал, зарычал вовсю.

– Я ищу того, кто на Малангике дела делает.

– О боги, гляньте!

«Теперь ты детей убиваешь», – произнес знакомый мне голос.

– То, что он покупает, продаешь, как известно, ты, – сказал я старичку.

«Sakut vuwong fa’at ba», – ответил я на прозвучавшее в мыслях.

– О боги, горе мне! Горе мне! – кричал старичок.

– Торгаш, когда б хоть какой-то бог глянул, что бы сказал он про тебя и твою гадостную семью?

«Были голоса, ты слышал, как они говорят: мы были гадостной семьей», – нашептал знакомый мне голос.

– Они были единственными для меня. Единственными были!

– Их белая наука сотворила. Обоих. Вырастишь еще одного. Или двух. Может, у тебя даже в следующий раз получится пара, умеющая говорить. Как райский попугай.

– Я призову людей с черным сердцем. Велю им поймать и убить тебя!

– Mun be kini wuyi a lo bwa ^[60], старик. Я принес слезы горя в дом смерти. Знаешь, чего мне хочется?

Я подошел поближе. Лицо женщины вблизи выглядело грубее, как и мальчишечье. Не гладкое, а испещренное морщинками и рубцами, как перекрученная лоза.

– Ни она, ни он не из плоти, – сказал я.

– Они были единственными у меня.

Я вытащил топорик.

– Ты говоришь так, будто жалеешь, что не с ними вместе. Мне устроить, чтоб вы вместе оказались? Прямо…

– Стой, – произнес он.

Он плакался богам. Возможно, он и на самом деле любил эту женщину. Этого мальчика. Но не настолько, чтобы воссоединиться с ними.

– Не всякий человек так красив на лицо, как ты. Не всякому дано найти любовь и преданность. Не каждый человек может сказать, что боги благословили его. Есть люди, кого даже боги считают уродами, кому даже боги говорят: оставь надежду для всего рода своего. Она улыбалась мне! Мальчик улыбался мне! Как смеешь ты судить человека за отказ умереть от одиночества. Боги небесные, судите этого человека. Судите содеянное им.

– Нет никаких небес. Можешь покликать богов под землей, – сказал я.

Он заключил сына в объятья и держал, утешая, будто мальчик плакал.

– Бедный торгаш, говоришь, ты так и не дождался поцелуя красивой женщины.

Он взглянул на меня: глаза полны слез, губы трясутся, все в нем говорит о горе.

– Не потому ль ты не переставал убивать их? – сказал я. Горе ушло с его лица, мужичок вернулся на свое место. – И мужчин тоже? Ты выслеживал их. Нет, крови на твоих руках нет. Слишком ты труслив, чтоб самому носить домой собственную добычу, значит, ты других посылал. Те доводили людей до бесчувствия зельем, потому как тебе жертвы нужны были целенькими, чтоб никакого яда в них не было, потому как от яда сердце пятнами исходит. Потом одних ты убивал и продавал их тайным поборникам всяких магий и белой науки. Других ты живыми держал, потому как нога живого мужчины или печень живой женщины на рынке стоят впятеро больше. Может, даже вдесятеро. А как насчет младенца, которого ты только что сторговал молодой ведьме?

– Чего ты хочешь?

– Я ищу человека, что приходит к тебе за сердцами. Сердцами женщин. Ты иногда подсовываешь ему сердца мужчин, думая, что он никогда не узнает. Он знает.

– Какое у тебя с ним дело?

– Не твоего ума дело.

– Я торгую золотым песком, изделиями мастеров речных земель и фруктами с севера. Ничем таким я не торгую.

– Верю тебе. Ты на Малангике живешь потому, что тут тебе плата за жилье подходит. Сколько она составляет: одно сердце каждые девять дней или два?

– Ступай, и пусть десять демонов поимеют тебя.

– На Малангике каждая живая душа на мой зад зарится.

Он вновь уселся во главе стола.

– Оставь меня. Дай похоронить моих жену и ребенка.

– В земле? Разве ты не намерен их посеять? – Я стоял рядом с ним. – Ты знаешь того, о ком я говорю. Тебе известно, что он не человек. Кожа белая, как каолиновая глина, так же, как и плащ его с черной каймой. Ты разок его видел и подумал еще: «Вот те на! У него плащ, как из перьев». Ты подумал, что он красавец. Все они красавцы. Скажи мне, где он обитает.

– Говорю тебе – катись отсю…

Я прижал его руку своей и отрубил ему палец. Он заорал. Слезы ручьями полились у него по щекам. Я взял его за глотку:

– Пойми кое-что, мужичок. Внутри у тебя страх сидит, я знаю. И ты должен бояться птицы-молнии. Он зверюга великих страданий и явится за твоим сердцем, а не то обратит тебя в такое, что ты вовеки покоя знать не будешь.

Я встал и его поднял так, что его глаза оказались почти вровень с моими.

– Только знай вот что. Я стану обрубать тебе пальцы, руки, ноги по кусочку, пока ты не останешься вовсе без пальцев, рук и ног. Потом я взрежу кожу тебе вокруг макушки и сдеру с тебя скальп. Потом я тебе член ленточками порежу так, что он станет похож на юбку из травы. Я пойду вон туда, возьму факел и каждую ранку тебе прижгу, чтобы ты живым был. Потом я подожгу твоих дерево-сына и лозу-жену, чтоб ты никогда уже не смог вырастить их вновь. И то будет всего лишь началом. Ты понимаешь, мужичок? Не сыграть ли нам в другую игру?

– Я… я никогда не трогаю живое, никогда не дотрагиваюсь до них, никогда, никогда, только до только что умерших, – сказал он. Я схватил его руку, истекающую кровью из обрубка пальца. – Дорога слепых шакалов! – заорал он. – Дорога слепых шакалов. До того места, где все тоннели обрушились и где в камнях всякие твари живут. На запад отсюда.

– Какие-нибудь колдовские штуки по дороге, вроде той ямы, в какую ты хотел, чтоб я угодил?