– Для твоей сестры? – переспросил Сайнем.
– Ну да, Карин, моя старшая сестра, ее как раз сегодня замуж выдают. Меня специально отец из столицы позвал, чтобы свадьбу не пропустила. Карин сейчас наверху в светелке сидит. Ее отец запер. И надобно, чтобы ее кто-нибудь оттуда украл, пока жених не приехал.
– Зачем? Ей не нравится жених?
– Да нет, что вы! Еще как нравится! Просто обычай такой. Если ее украдут, жених должен будет ее найти. Если найдет – она совсем его будет. А если не найдет, тогда она сама, по доброй воле к нему выйдет. Тогда он ее должен будет всю жизнь почитать, денег ей давать, сколько она попросит, к отцу или ко мне в гости отпускать, когда она захочет. И прочее такое. А Карин говорит, что ее Нарс – парень всем хороший и работник справный, но больно горяч, в гневе себя не помнит. Вот она и хочет свою власть в доме иметь. Поможете ей?
Сайнем искоса глянул на Десси. Но та смотрела в пол, будто не слышала ничего.
– Почему не помочь? – вдруг решился он. Девчонка права, зачем отказываться от развлечения? – Сейчас отведу жену наверх, и пойдем красть твою Карин.
– Ой, спасибо! Век не забуду! – Служаночка всплеснула руками и в восхищении прижала ладони к щекам.
Но тут Десси вновь пробудилась от своего оцепенения, повела головой, будто ловя ушами какой-то звук, и мгновение спустя Сайнем понял какой.
Резко и звучно хлопнула входная дверь трактира. И с улицы, из влажной весенней темноты, в сени шагнул человек, даже с первого взгляда весьма примечательный, необыкновенный и страшный.
Глава 2
Негромкий, вкрадчивый голос говорил, будто пел:
– …Жили-были девочка с матерью в заброшенном доме совсем одни. И вот однажды мама дочке говорит: Доченька, завтра Колдовская Ночь, смотри, из дома никуда не выходи». И ушла. А девочка осталась дома одна. Вот захотелось ей пить, да так, что нет сил терпеть. Вдруг видит: в доме воды ни капли нет. Забыла она материнский наказ и побежала к колодцу за водой. А колодец был совсем рядом – только в овраг спуститься да мимо кладбища пройти. Подходит девочка к колодцу и вдруг слышит: «Девочка, девочка, не бери воду! Девочка, девочка, не бери воду!» А пить хочется – мочи нет. Девочка не стала голос слушать и бросила ведро в колодец…
Радка зябко передернула плечами, поплотнее закуталась в платок и подвинулась ближе к Рейнхарду. Тот сидел гоголем – уперев одну руку в бок, другой поигрывал ножом и искоса с иронией поглядывал на Дудочника: что, мол, еще сбрешешь? Меж тем Дудочник видел, что костяшки пальцев правой руки, которой Рейнхард сжимал нож, явственно побелели, да и брови сжаты в ниточку.
– Потянула девочка ведро из колодца, чует – тяжело, не то что не вытащить, а самой бы за ведром в колодец не ухнуть, – продолжал Дудочник глуховатым равнодушным голосом, будто не страшную историю рассказывал, а овец на ночь считал. – А что поделать? Пить хочется. Ну поднатужилась как-то, вытащила. Вдруг видит – лежит на дне маленькое такое черное сердечко. Тут голос и говорит: «Девочка, девочка, не бери сердечко! Девочка, девочка, не бери сердечко!» Она не послушалась и взяла. И тут в колодце вдруг как завоет что-то громко-громко, страшно-страшно, жалобно-жалобно.
Радка судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы, едва сдерживаясь, чтобы не завыть от сочувствия. Рейнхард демонстративно пошуровал кочергой в печи, отчего тлеющие угли вновь занялись ярким пламенем и в кухне сразу стало немного светлее.
– Бросила девочка ведро, побежала домой, а голос ей и говорит: «Девочка, девочка, Черный Рыцарь идет к твоему дому. Девочка, девочка, Черный Рыцарь идет к твоему дому!» Вбежала девочка в дом, захлопнула дверь, бросилась вверх по лестнице. А голос не унимается: «Девочка, девочка, Черный Рыцарь открывает твою дверь! Девочка, девочка, Черный Рыцарь открывает твою дверь!» Девочка побежала в свою комнату. А голос говорит: «Девочка, девочка, Черный Рыцарь поднимается по твоей лестнице. Девочка, девочка, Черный Рыцарь поднимается по твоей лестнице!» Девочка спряталась под кровать. Тут входит в комнату Черный Рыцарь, сапожищами железными пудовыми – бум! бум! Ручищами железными пудовыми – хрясь! хрясь! Челюстью железной пудовой – шмяк! шмяк! Встал посреди комнаты да как закричит…
– Отдай мое сердце!!! – взвыл замогильный голос откуда-то из темного коридора.
Радка взвизгнула и в одно мгновенье взлетела на печку. Рейнхард вскочил на ноги и, сжав зубы и выставив вперед нож, бочком двинулся к полуоткрытой двери, из-за которой раздался зловещий голос. Набрав в грудь побольше воздуха, он решительно ткнул ножом в просвет между дверью и косяком.
– Тьфу на тебя, придурок с ножичком! – донеслось из-за двери. – А если бы я увернуться не успел! Кормлю тут братоубийцу!
В кухню вошел Карстен – нынешний владетель Сломанного Клыка. От его одежды шел запах мокрой кожи и конской шерсти. Карстен с утра ездил в Купель потолковать с тамошним кузнецом – и вот припозднился. Его короткие темные волосы тоже вымокли под весенним дождем и торчали в разные стороны. Радка невольно хихикнула, и Карстен, поймав ее взгляд, тут же стал приглаживать волосы ладонями.
– И поделом тебе, тоже придумал – людей пугать, – проворчал Рейнхард и хлопнул брата по плечу. – Ну что, сговорились?
– Сговорились, ясное дело. Кто и когда от лишних денег отказывался? – поморщился Карстен, усаживаясь на скамью.
Когда, благодаря Сайнему, в дружину замка Сломанный Клык влилось несколько десятков бойцов из племени дивов, быстро выяснилось, что три кузницы в принадлежащих замку деревнях не справляются с ковкой и ремонтом оружия, лошадиной амуниции, деталей к метательным машинам да и прочей работой по металлу, которая потребна в замке и в округе. Не то чтобы Карстен готовился к великой войне, наоборот, лето обещало быть мирным. Но даже в мирное время армия хочет есть, а потому Карстену срочно понадобился большой запас наконечников стрел для летней и осенней охоты. Пришлось ему отправляться в Купель – с заказом для тамошнего кузнеца. Кузнец, разумеется, не против такого приработка; против в глубине души был сам Карстен: в городе давно уже вошло в привычку брать плату деньгами, а это значило, что снова придется трясти и без того тощей мощной или, еще того хуже, продавать что-нибудь из родительских вещей, да еще так, чтобы никто об этом не проведал. Словом, нет особых поводов для радости.
– Да, кстати, – Карстен обернулся к Рейнхарду, – я ведь для тебя шпоры прикупил. Думал, пора тебе уже со шпорами ездить учиться. А теперь вот думаю, не на тебе ли их для начала попробовать?
– Да ну, Карс, что ты, в самом деле? – обиделся Рейнхард. – Ну ты пошутил, я пошутил, а теперь чего дуться?
– А ты что пристал, – встряла в разговор Радка, слезая с печи и мгновенно перевоплощаясь из испуганной девчонки в хозяйку дома. – Не видишь, устал человек с дороги. Карстен, давай я вина согрею. У нас тут пирог с курятиной есть… Я туда щавеля молодого положила и пшенички пророщенной так…
– Да нет, я в Купели ел и пил. Не надо ничего. Обогреюсь немного и спать пойду. Вы тоже идите, нечего полуночничать. С утра работы невпроворот.