– Правду о чем?
– Как и почему ты отвернулась от Солнца. Как и почему продалась Тьме. Как и почему попала сюда. И помни, что я очень недоверчив. Если я хоть на мгновение усомнюсь в твоей искренности – я не буду рисковать.
Она совсем сникла:
– Хорошо, только дай уж я сначала с пирогами закончу, пока тесто подсыхать не начало.
– Валяй, – разрешил Сайнем.
Он еще и сам не знал, будет ли обманывать шеламку. То есть обмануть ее, конечно, придется – тут уж или он ее, или она его. Но в какой именно момент ее будет ловчее всего схватить за хвост? Послушаем, подумаем. Когда человек врет, он обычно проговаривается о таком, о чем в жизни не сказал бы, попытайся он говорить правду.
Ведьма завернула у теста края, уложила на середину порезанное жаркое, добавила несколько ложек моченой брусники из горшка, перед тем аккуратно сцедив воду, защипала тесто. Разбила яйцо, поймала половинкой скорлупки желток, обмазала пироги. Выгребла угли, лопатой выложила пироги на раскаленный под печи, закрыла заслонку. Убрала со стола, отряхнула от муки руки и фартук и уселась на стоящий у окна резной сундук. Сайнем заметил, что на ногах у нее бархатные графские туфельки с бронзовыми застежками. Сам он устроился на скамье у стола.
– Ладно, я слушаю. – И он улыбнулся шеламке самым любезным образом.
Она поежилась, влезла на сундук с ногами, прижалась спиной к заколоченному окну и начала рассказывать, стараясь не смотреть на Сайнема, слушая негромкий рокот подступившей к замку снежной бури.
– Он был очень веселый…
* * *
Он был очень веселый. Самое первое трепло по всему Пришеламью. Столько всяких баек знал – казалось, на всю ночь до рассвета хватит. И добрый. То есть не добрый, конечно, но ласковый ко всем. А на самом деле – душа потемки. Ну, шеламскому колдуну по-другому и нельзя. От него того все и ждут, чтобы все как у людей и в то же время все по-иному. Ты уж понимай как знаешь. Просил правду, так и кушай ее теперь с чем хошь. Моя правда путаная выходит.
Ну вот. А колдун он был очень сильный. Наконечники стрел, ладонью не касаясь, вынимал – сама видела. Так и идет стрела сквозь мясо прямо за ладонью, как телок за матерью. Мягко идет, по старому ходу, и боли никакой. Ожог у девчонки махонькой – пузырину во всю ладонь – залечил, просто дунул на него и все. Ну ты понимаешь, как к нему бабы липли. Ну и лес, понятно, знал, как никто. Это уж опять же положено. Всегда говорил сразу, где чужан искать, и хоть бы раз ошибся. Словом, цены ему не было.
Так я и говорю, что бабы к нему липли. Он и не отказывался – с чего? Своей жены у него не было, да и быть не могло. А мужик, будь он хоть сто раз колдун, по-другому жить не может. Ну и конечно, если в крепостях и ворчали про его гульбу, так по-тихому и не при нем. Потому что от бабы не убудет, а его если пальцем тронешь, так тебе же твои же соседи так накостыляют, что до смерти будешь свою жадность вспоминать. Там все знали, скольких Клайм от смерти спас, ну и помалкивали, если что.
Ну а мне ж любопытно! Куда все, туда и я. Стала перед ним хвостом крутить. Он, конечно, поначалу юлил: чужая жена – одно, а единственная десятникова дочка – совсем другое дело выходит. Но я очень старалась. Ну и слюбились потихоньку.
Сейчас-то я уже знаю, как он меня берег. Хочешь верь, хочешь нет, но про наши с ним гулянки никто не знал. Ну а тогда я думала, что он нарочно меня на людях сторонится, – и дулась, конечно. Что взять – дура молодая! Ну и скучала сильно: он к нам редко захаживал.
Ну так вот, однажды я услыхала, что он неподалеку, в соседней крепости, собирается с тамошними ребятами большую чужанскую банду ловить. Ты уж не обижайся, но сам знаешь – жизнь наша такая. Если кто с гор к нам с добром приходит, то мы со всем уважением. Ну а грабителям и вашим, и нашим спуску не даем. Справедливо ведь? Вот то-то. Ладно, значит, услыхала я, что до моего любезного почти что рукой подать. Нашла какую-то оказию – и полетела туда. А он вроде как мне не очень рад был. Ну и разругались вдрызг. Это дело вечером было, ему уезжать уже пора, все собрались. Он мне сунул платок: вытри, мол, сопли и убирайся утром, откуда пришла. А сам на коня. Платок, кстати, чужой рукой вышитый, но это я уже потом поняла, когда неважно стало.
В общем, уехали. А еще до рассвета его привезли. С чужанским копьем в горле. Видать, силач был чужанин: крепко вошло, сквозь горло, сквозь позвонки – кончик со спины вышел. А он не умирает. Как же ему умереть, если он силу еще не отдал. Так уж им, колдунам, положено… Древко они, конечно, обломали, а вытянуть совсем копье боятся. За него потянешь, тут он силу-то тебе и передаст. Устал уже, небось, мучаться. Это все разом сообразили и – разошлись. Ну знаешь, как бывает. Вроде все тут стоят, а вроде и нет никого. Подойти не решаются. Ну и… Ладно, что дальше было, сам догадаешься…
Ну а дальше все просто. Недели с того дня не прошло, как заявились к нам в крепость другие колдуны. Мы, говорят, друзья Клайма и хотим поговорить с его вдовой. Представляешь? Отец ни сном ни духом, а тут ему такое разом выдали. Ох, что дальше было… Помело он об меня обломал, потом за кочергу взялся, тогда уж удержали. – Она тихонько засмеялась. – Ну, так или иначе, а что сделано, то сделано. Пришлось мне на место Клайма вставать. То есть не пришлось, никто меня не принуждал к тому, я сама согласилась. Ну довольно, все я тебе уже рассказала. Чего не сказала, сам додумывай…
* * *
Ведьма соскочила на пол, открыла заслонку, полезла проверять свои пироги. Пахло весьма возбуждающе, и Сайнем поймал себя на детском желании стащить один.
– Что ты будешь делать? – спросила шеламка, по своему обыкновению не оборачиваясь.
Волшебник усмехнулся.
– Подумать надо. Я тебе утром скажу.
Ночью во сне он все-таки перерезал шеламке горло. Из раны потекла серебряная кровь и сожгла ему пальцы.
Глава 35
Утро началось с топота по лестницам, криков, хлопанья дверей и… холода. Сайнем едва не застонал, выбираясь из-под перины. Ну вот, началось! Опять это проклятое время, когда сколько с вечера ни топи, к утру все вымерзает. С горем пополам он оделся и пошел вниз – согреться и узнать, из-за чего сегодня шум.
На кухне сидел очередной насмерть перепуганный поселянин и, переводя дыхание, жаловался ведьме:
– Морозы в Забродье! Вышли из леса. Двое. Я на реке в проруби рыбу ловил – как увидел, сразу сюда. Не заметили.
– Ясно. – Шеламка хлопнула в ладоши. – Карс, прикажи, чтоб мне оседлали лошадь.
– Двух лошадей, – поправил Сайнем, входя. – Я от вас не отстану, домэнэ.
Она поморщилась, но кивнула:
– Хорошо, двух.
Взяла со стола кухонный нож, примерилась и разом распорола от колен и до подола верхнюю юбку роскошного графского платья. Потом подошла к печи, опустилась на колени и вдруг сунула обе руки в самый жар. Огонь заметался и погас.