– Вынужден признать, весть не такая радостная. Но все же любопытная. Коронация прошла как положено, хотя всю церемонию Филипп дергался, как будто ему палку в зад засунули, и был слишком мрачен, даже по своим меркам. Кое-кто начал подтрунивать, что датчаночка, мол, пришлась ему не по вкусу. Но того, что произошло потом, никто не ожидал. Король объявил, что с браком покончено и он намерен незамедлительно просить развода.
– Что-что? – Джон в изумлении воззрился на рыцаря. – Дюран, ты шутишь? С чего бы он стал так поступать?
– Это вопрос задает себе весь двор, милорд. Когда один из датских послов объяснил суть происходящего сбитой с толку невестушке, вид у нее стал такой, будто ее молотком по голове стукнули. Датчане, нет смысла упоминать, пришли в ярость, а клирики Филиппа – в отчаяние, предвидя неизбежное столкновение с папой, ведь для расторжения брака нет очевидных причин.
Джон качнул было головой, но понял, что это была плохая идея.
– И я все это пропустил? Не везет как всегда. – Он сел на кровать, стараясь сдержать смех. – Филипп должно быть окончательно, бесповоротно спятил. Ты ведь видел девчонку, Дюран. Ты бы выкинул ее из своей постели?
– Да черта с два. Я бы не отказался покувыркаться с ней вместо короля, раз уж ему это не нужно, – заявил Дюран с очередной ухмылкой.
Джон улыбнулся в ответ, удивляясь, как не кто-нибудь, а Филипп мог допустить такую вопиющую ошибку. Для человека столь осторожного и расчетливого подобный промах был просто непостижим.
– Воистину то должна была быть адская брачная ночь! – воскликнул принц.
* * *
Дав в конце июля согласие в ответ на заоблачные требования Генриха, Ричард теперь наслаждался большей свободой. Хотя за ним по-прежнему наблюдали, охрана не была такой навязчивой. Генрих даже расщедрился на разрешение поохотиться иногда с соколами, и Генри Фальконариус, один из соколятников короля, поспешил в Вормс с парой тетеревятников и любимым сапсаном государя. А еще к Ричарду потоком лились желанные посетители. Он испытывал искреннюю радость от встреч с друзьями и был благодарен столь многим церковникам и знатным вассалам, проделавшим долгое путешествие из Англии или Нормандии. Львиное Сердце знал, что паломничество впечатляет немцев и поднимает его статус, показывая императору, что даже будучи в плену, король может рассчитывать на преданность своих подданных. Это было важно, так как Ричард ни на миг не забывал, как неустойчиво его положение, зависящее от прихоти человека, которому завтра может прийти в голову принять предложение французского монарха.
Если даже у него и оставались сомнения, что он гуляет по натянутому канату, подобно столь популярным на деревенских ярмарках акробатам, они рассеялись в середине августа, когда Генрих с нежданным визитом нагрянул в Вормс. Пусть внешне их встреча прошла радушно, под поверхностью бурлили такие водовороты, что впору было в них утонуть. Генрих начал с неприятных новостей: после тяжелой болезни архиепископ Кельский Бруно отрекся от сана и предпочел провести оставшиеся дни жизни простым монахом в монастыре в Альтенбурге. Ричарду пришлось постараться, чтобы не выдать огорчения, поскольку престарелый церковник был одним из самых надежных его сторонников. Теперь оставалось лишь надеяться, что монахи изберут ему на смену прелата, столь же сочувственно относящегося к его бедствию.
Генрих был не из тех, кто склонен к праздным разговорам, и вскоре раскрыл причину своего визита. Епископ Батский был сильно разочарован, когда монахи Крайстчерча проигнорировали пожелания Ричарда и выбрали новым архиепископом Кентерберийским Губерта Вальтера, сообщил император. И добавил, что тоже был изумлен непослушанием клириков. Ричард тоже изобразил удивление и посочувствовал несбывшимся надеждам епископа, сам одновременно готовясь к дальнейшему.
– Я был уверен, что ты разделишь наше разочарование, – любезно заявил Генрих. – А потому, надеюсь, ты будешь рад узнать, что есть способ возместить моему кузену его неудачу. Он говорит, что не прочь было бы присоединить к своей Батской епархии аббатство Гластонбери.
– Вот как? – Ричарду потребовалось все его самообладание, чтобы не взорваться, потому что Гластонбери являлся одним из важнейших английских монастырей, а с момента недавнего открытия на тамошнем кладбище могил короля Артура и его супруги Гиневры обитель стала для паломников еще притягательнее. Не составило труда догадаться, почему Саварик желает наложить свои жадные лапы на такую добычу. – Едва ли монахи с восторгом примут эту идею, милорд император.
Генрих небрежно взмахнул рукой, отметая возражения монахов.
– Саварик разберется с их жалобами. Суть его предложения в том, что он хочет передать тебе город Бат в обмен на аббатство, объединив два прихода в один. Я заверил его, что не сомневаюсь в твоей поддержке, милорд король. Так я не ошибся?
Ричард пытался понять, неужели Саварик так глуп и не может понять, что наступит день, и ему придется заплатить за это гнусное вымогательство. Король не сомневался, что Генрих-то это понимает, только ему нет дела до судьбы своего недалекого кузена. Его цель всего лишь напомнить узнику, что он остается узником, вопреки всем поблажкам и любезностям, которыми наслаждается. Львиное Сердце улыбнулся в ответ, хотя спрятанные под столом ладони сжались в кулаки.
– Ничуть, – бросил он с беспечностью, давшейся ему дорогой ценой. – Мы ведь, как никак, союзники.
* * *
Учитывая обстоятельства, Ричард не слишком радовался своему тридцать шестому дню рождения, который наступал восьмого сентября: какой пленник будет праздновать очередной день своего заточения? К удивлению для него, событие получилось приятным. Епископ Вормский настоял на том, чтобы устроить пир в честь венценосного именинника, а вслед за угощением их порадовали своими песнями несколько немецких миннезингеров. Музыка всегда поднимала Ричарду настроение, и он находился в самом блаженном расположении духа и до того, как прибыл гонец от одного из новых его союзников, герцога Брабантского.
Герцог не мог сообщить вестей лучше: новым архиепископом Кельнским стал пробст Адольф фон Альтена, проникшийся к Ричарду дружеским расположением с первой их встречи на судилище в Шпейере. Лучшего поборника своих интересов, чем Адольф, король и желать не мог, поэтому воспринял это известие как неожиданный подарок ко дню рождения.
Когда с угощением и развлечениями было покончено, гости отправились в дворцовый сад. Часть мужчин затеяла шумную игру в «кольца», набрасывая подковы на деревянный колышек. Ричард сидел на травяной скамье, наблюдая за забавой и весело болтая с Морганом и Варином Фиц-Джеральдом. В эту минуту ему доставили письмо от германского императора. При виде императорской печати ему показалось, словно солнце внезапно зашло за тучу, потому как любое соприкосновение с Генрихом не сулило добра. Чувствуя себя так, словно он сейчас поднимет камень и обнаружит под ним скорпиона, Ричард сломал печать. Те, кто находился поблизости от него, тоже напряглись, и расслабились, только когда король оторвал взгляд от пергамента, потому что вид у него был скорее удивленный, чем расстроенный.