Янтарная сакма - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Дегтярев cтр.№ 18

— Чего построить? Какую Гогу? Китайскую?

Боярин Шуйский глянул на великого князя свирепо, ругнулся по-родственному, выпил махом водки, ответил, не закусив:

— Молельню им, жидам, построить надо! Ихнюю — и всё тут!

Иван Васильевич вернул Шуйскому его же матерность да ещё своей прибавил... Хрястнул по столу перевязанным кулаком:

— Ещё и ересь жидовская множится. Не-е-ет, резня будет! Сыном убиенным клянусь!

— Вот давай сына твоего и помянем...

Оба встали, поклонились сначала друг другу, потом на юг и на восток, перекрестились... И напились от души, по велению сердца.

Проня Смолянов в субботу и в воскресенье пропадал на Голутве. Приходил только к ночи, падал и спал. Довела его игуменская просвирница до похудения и ломоты в коленях.

Бусыга же купил у великокняжьего письмовного дьяка два листа бумаги и не выходил с подворья, всё листал монастырский список заныканой для себя тетради Афанасия Никитина да что-то писал на купленных листах — иногда цифирь, то ли умножал, то ли вычитал, не поймёшь....

А поутру, как раз в понедельник, на княжий двор, в кремлину, начатую обводиться каменной стеной, сквозь сторожевые рогатки проскочил гонец от Патрикеева, от воеводы большого полка. Гонец тяжело протопал мимо псковских купцов, ожидающих в Приёмной палате, грохнул кулаком в дверь княжеского покоя и вошёл, не дождавшись изнутри пригласительного окрика.

— Ну, началось! — сказал Бусыга Колодин. — Так и есть — война. Не успели мы с тобой, Проня, выполнить посольское наше дело к великому князю Московскому...

— Чья война? — спросил дремавший на скамье Проня Смолянов.

— Наших с москвичами война, вот чья!

В Приёмную палату тихо затекли три бородатых монаха — молодых, высоких, крепких. Сзади них неслышно пытался ступать архимандрит Московский, настоятель Успенского собора, сам весом пудов на десять. Архимандрит осторожно нёс завёрнутый в белую тряпицу предмет размером вроде Афанасьевой тетради.

Гонец вышел, плотно прикрыл дверь в княжескую горницу, косо надел московского кроя красную шапку с пером сокола, тихо, но явно выматерился про войну.

— Эй, молодец! — густо проговорил архимандрит. — Ползи ко мне на коленях, проси угождения за злую матерность при мне, святом отце, а то неделю будешь стоять в углу царского собора, грехи замаливать!

Гонец крякнул, ещё раз матерно помянул войну прямо в лицо святому отцу и вышел из Приёмной палаты, громко хлопнув дверью.

— Егора Сыча сын. Из Сокольников. Найду — запорю, — непонятно кому пояснил архимандрит.

Из княжьей горницы их всех скопом позвали к князю.

Иван Третий, серый ликом, ходил вокруг пустого стола, расчёсывал бороду. Проня Смолянов при виде пустого стола вздохнул.

— Садитесь по согласию, — пригласил великий князь. — Ибо к великим родам вы не относитесь, — отчего-то хохотнул он, и снова гребень заскользил в его огромной бороде. — Гонца видали? — спросил великий князь. — От воеводы Патрикеева?

— Я того гонца, великий княже, в пыль извозюкаю! — начал гневиться настоятель Успенского собора, архимандрит Московский.

— А что ты сделаешь с двумя тысячами ганзейской рати, что встала вчера на Филатовой горе, слева от Пскова? Треть из них в железных панцирях, да при них сто солдат с аркебузами и три пушки. А? Да псковичи говорят, что выставят против меня... Супротив меня! Ихнего великого князя!.. Выставят две тысячи копьеносного ополчения — мужиков опытных, крепких! Да выкатят на стены аж двадцать пушек, тайком купленных в неметчине... Купцы псковские! Покупал ваш город тайком двадцать пушек?

— Покупал, великий государь. — Бусыга Колодин поднялся со скамьи, поклонился великому князю. — У шведов пять пушек, у данов — пять, да десять уворованы при стычке с литвинами погаными.

— Ну! Чего примолк, архимандрит?

— Нам, великий княже, воинских дел не решать, — сообщил князю Ивану архимандрит. — Молитвы мы вознесём, как положено, когда прикажешь. А вот главное дело ныне — тетрадь сия. Вредная для нашей веры тетрадь. — Архимандрит белую тряпицу с тетради Афанасия Никитина содрал, сунул за пазуху. Тетрадь положил возле себя. — Больно много в этой тетради злого, бесовского да оскорблений соседним государям. И лжи много. Особливо про диковинных животных да про злато-серебро, про каменья драгоценные. Те каменья, что описывает этот вероотступник, есть токмо на парадном хитоне иудейского первосвященника. Так прописано греками в книге, кою они сто лет пишут. Библия, толстая книга. Святая... А более таких дорогих камней нигде нет. Соврал, значит, тверской купец. Вон, печка горит. Разреши туда сунуть сию бесовскую срань! — Архимандрит поднялся, держа тетрадь в руке.

Проня Смолянов быстро пригнул голову к столу. Бусыга Колодин не выдержал, соскочил со скамьи, изогнулся и вырвал тетрадь у святого отца.

— Отдай взад, христопродавец! — тонко, с бешенством просипел архимандрит.

Великий князь пошевелил рукой в окровавленной тряпице. Бусыга поклонился и сунул в ту княжью руку многострадальную тетрадь купца Афанасия. Великий князь Московский опять заходил по комнате, прижимая раненую руку вместе с тетрадью ко груди:

— Мы против ганзейской рати да псковского ополчения уже выставили под городом Порховым, за речкой Шелонь, две тысячи своих ратников. Передовой полк. А позади него собирается большой полк воеводы Юрия Ивановича Патрикеева. Пушек у нас нет, только пищали да ручные бомбарды. Штук сто. Да, вот псковским непокорным людинам ещё один подарок будет прямо сейчас: вроде гонец проскочил во двор...— Иван Третий глянул в окно. — Точно, татарин во дворе. Татарин крещёный, так что ты, святой отче, готовь руку для поцелуя и крест свой нагрудный.

В палату и точно вошёл быстрым шагом молодой татарин. Низко поклонился великому князю, подошёл под благословление архимандрита.

— Говори! — разрешил великий князь.

— Тысяча наших сабель встала седнешней ночью в лесу под Изборском да ещё полторы тысячи как ты просил, великий княже, привязали своих коней в бору, что по правую руку от Пскова. Что сказать нашим тысяцким? Если завтра под рассвет мы ударим с боков, а твои полки — прямо, мы всех сомнём!

— Возьми за доброе известие княжескую полтину... вот тебе... да иди на кухню, подкрепись сначала, а потом поезжай назад. Скажи своим тысяцким, я сам буду через неделю стоять боевым станом перед воротами Пскова. И там всё решим.

Татарский гонец поклонился и вышел весёлый.

Архимандрит поднялся со скамьи:

— Разреши, великий князь, отправиться в храм, начать службу о победе русского воинства...

— В храм ступай, но службу о победе пока вести рано. Ступай, ступай...

Не успел архимандрит покинуть палату, как в дверь просунулся тучный отрок во всём холщовом, белом: