— Мэг! Гроувер! — позвал я. — Вы можете спуститься…
Мэг свалилась мне на голову, сплющивая меня в лепешку.
— Ой! — крикнул я. — Ну не так же!
Гроувер был повежливее. Он слез по стене и приземлился на пол с достойной козла ловкостью. Он пах, как горелое шерстяное одеяло. Его лицо было сильно обожжено. Кепка с него свалилась в огонь, обнажив кончики рогов, которые дымились, как миниатюрные вулканы.
Мэг каким-то образом осталась невредимой. Она даже ухитрилась вытащить меч из стены, прежде чем упасть. Достав флягу из своего пояса, Мэг выпила большую часть воды, а остальное отдала Гроуверу.
— Спасибо, — проворчал я.
— Ты справился с этим огнём, — отметила она. — Хорошая работа. В конце концов смог выдать вспышку божественной силы?
— Хм… Я думаю, это скорее Гелиос решил дать нам пройти. Он хочет покинуть этот лабиринт так же сильно, как мы хотим выдворить его. Он хочет, чтобы мы убили Медею.
Гроувер сглотнул.
— Значит… Она здесь, внизу? Она не умерла на той яхте?
— Держи карман шире, — Мэг щурилась, глядя на дымящийся вход в коридор. — Гелиос пообещал не сжигать нас, если ты провалишься на еще каких-нибудь вопросах?
— Я… Это не было моей ошибкой!
— Было, — сказала Мэг.
— Вроде того, — подтвердил Гроувер.
Ну здорово. Я падаю в пылающую яму, заключаю перемирие с титаном, изгоняю огненный смерч из комнаты, чтобы спасти моих друзей, а они все же хотят поговорить о том, что я не могу вспомнить инструкции из «Альманаха Фермера».
— Не думаю, что мы можем рассчитывать на то, что Гелиос никогда не станет нас сжигать, — сказал я. — Не более, чем ожидать от Герофилы, что она перестанет говорить загадками. Такова их природа. Это была одноразовая карточка под названием «выйти живыми из огня».
Гроувер потушил кончики рогов.
— Ладно, тогда не будем тратить ее зря.
— Верно, — я подтянул свои немного поджаренные камуфляжные штаны и попытался вернуть тот уверенный тон, с которым впервые обратился к своим солнечным коням. — Следуйте за мной. Я уверен, все будет хорошо!
Глава 40
О, поздравляем!
Вы решили загадку,
И ваш приз… враги
ХОРОШО в данном случае обозначает «хорошо, только если вы любите лаву, цепи и злобную магию».
Коридор привёл нас прямо в комнату оракула, что с одной стороны… ура! А с другой стороны, не так уж чудесно. Прямоугольное помещение было размером с баскетбольную площадку. В стенах имелось полдюжины входов: каждый из них представлял собой обычный каменный дверной проход с небольшой площадкой, нависающей над бассейном лавы, который я видел в своих видениях. Однако сейчас я понял, что кипящая и светящаяся субстанция — не лава. Это был божественный ихор Гелиоса — горячее, чем лава, сильнее, чем ракетное топливо, совершенно не выводимый с одежды, если в нем выпачкаться (могу сказать вам это, исходя из личного опыта). Мы достигли самого центра лабиринта — резервуара, хранящего в себе силу Гелиоса.
На поверхности ихора плавали огромные каменные плиты, — каждая около пяти квадратных футов — создавая столбцы и строки, не имеющие никакой логической связи.
— Это кроссворд, — сказал Гроувер.
Конечно, он был прав. К сожалению, ни один из каменных мостов не был соединён с нашим маленьким балконом. И также ни один из них не вёл на противоположную сторону комнаты, где в одиночестве на каменной платформе сидела Эритрейская сивилла. Её дом был ничем не лучше тюремного изолятора. Её обеспечили раскладушкой, столом и туалетом. (И да, даже бессмертным сивиллам нужно пользоваться туалетом. Некоторые из их лучших пророчеств пришли к ним… Неважно.)
Мне было больно смотреть на Герофилу, находящуюся в таких условиях. Она выглядела в точности такой, какой я её запомнил: молодая девушка с заплетёнными каштановыми волосами и бледной кожей. Крепкое атлетическое телосложение досталось ей от выносливой матери-наяды и сильного отца-пастуха. Белое платье сивиллы окрасилось из-за дыма и было запятнано пеплом. Она пристально наблюдала за входом, находящимся слева от неё, так что, похоже, не заметила нас.
— Это она? — прошептала Мэг.
— Если только ты не видишь другого оракула, — сказал я.
— Ну тогда поговори с ней.
Я не был уверен, почему именно я должен был делать всю работу, но я откашлялся и прокричал через кипящее озеро ихора:
— Герофила!
Сивилла вскочила на ноги. Только тогда я заметил цепи. Расплавленные звенья, такие же, как те, что я видел в своих видениях, сковывали её запястья и лодыжки, привязывая её к платформе и позволяя двигаться лишь от одной стороны к другой. О, унижение!
— Аполлон!
Я надеялся, что её лицо засветится от счастья, когда она увидит меня. Вместо этого она скорее выглядела шокированной.
— Я думала, что вы придёте через другую… — её голос замер. На лице появилось выражение сосредоточенности, а затем она выпалила:
— Пять букв, заканчивается на «Ь».
— Дверь? — предположил Гроувер.
Каменные плиты на поверхности озера заскрежетали и сместились друг к другу. Один блок прижался к нашей маленькой платформе. Ещё четыре плиты присоединились к нему, создавая мост из пяти плит, уходящий вглубь комнаты. На плитах, начиная с «Ь» у наших ног, засветились золотые буквы: ДВЕРЬ.
Герофила восхищённо захлопала, зазвенев своими расплавленными цепями.
— Молодцы! Поторопитесь!
Я не стремился испытывать свой вес на каменном плоту, плавающем в горящем озере ихора, но Мэг шагнула прямиком туда, так что Гроувер и я последовали за ней.
— Без обид, Мисс Леди, — Мэг обратилась к сивилле, — но мы уже почти упали в одну штуковину с огненной лавой. Не могла бы ты просто сделать мост отсюда без всяких загадок?
— Если бы я могла! — сказала Герофила. — Это моё проклятье! Либо говорить так, либо оставаться абсолютно… — она замолчала. — Десять букв. Седьмая — «В».
— Тихий! — закричал Гроувер.
Наш плот загрохотал и закачался. Гроувер взмахнул руками и, скорее всего, упал бы, если бы Мэг не поймала его. Хвала небесам за то, что существуют невысокие люди. У них низкие центры тяжести.
— Не тихий! — взвизгнул я. — Это не наш окончательный ответ! Это было бы по-идиотски, так как здесь лишь пять букв и нет «В». Я взглянул на сатира.
— Извините, — пробормотал он. — Я переволновался.
Мэг изучала плиты. Стразы на оправе её очков сверкнули красным цветом.
— Безголосье? — предложила она. — Здесь десять букв.
— Во-первых, — сказал я, — я впечатлён, что ты знаешь это слово. Во-вторых, контекст. «Оставаться абсолютно безголосье» — это не имеет никакого смысла. И здесь опять нет буквы В.