Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - читать онлайн книгу. Автор: Иван Лучицкий cтр.№ 9

Но король не решился сразу взять на себя ответственность за совершение «великого дела». 24 августа он разослал повсюду, к губернаторам, мэрам и консулам городов, к иностранным дворам письма, в которых заявлял, что несчастие, случившееся в Париже, произошло вследствие возбуждения Гизами волнений в народе ^[83]. Он умывал руки в совершении столь «плачевного» события.

А между тем в тот же самый день он позвал к себе короля Наваррского и принцы Конде и со всею горячностью, на какую он был способен, потребовал от них принятия католицизма, отречения от ереси: «Я не потреплю в моем государстве иной религии, кроме религии моих предков! Месса или смерть? Выбирайте!» ^[84] Генрих Наваррский изъявил немедленно полную готовность идти к мессе, принц Конде отказался наотрез, но угрозы короля и увещания пастора Розье склонили и его к принятию католицизма. Партия лишилась важнейших своих вождей.

Два дня спустя, 26 августа ^[85], после торжественной мессы, король, в сопровождении двора, явился в парижскую палату, бывшую пэров, и здесь в полном заседании Парламента торжественно объявил, что все происшедшее в Париже совершилось не только в силу его согласия, но и вследствие его личного желания и приказания, что ответственность за все он берет на себя ^[86]. Его заявление было разослано повсюду и навсегда утвердило за ним право считаться творцом резни.

Но король объявил и причину, в силу которой он решился на подобную меру. Не из-за религиозного разномыслия, не из желания водворить католицизм и уничтожить «религию, именующую себя реформированной» («religion prétendue reformée»), он приказал убить Колиньи. Напротив, он дозволял гугенотам свободно исповедовать свою религию, советовал жить мирно под охраною его эдикта. Резня была вынуждена самим Колиньи. Со своими друзьями он составил заговор, с целью убить его, короля, и его семейство, и овладеть королевством ^[87]. Против Колиньи и его сообщников был начат в Парламенте процесс. Колиньи был лишен звания дворянина, его имущество было конфисковано, все данные ему звания и отличия сняты, его дети объявлены крестьянами. Два его сообщника, Брикемо и Каван, казнены ^[88]. Король присутствовал при казни. Была ночь, и он приказал осветить эшафот факелами, чтобы наблюдать за их состоянием и выражением лица. А между тем в письмах к губернаторам провинций он требовал обращения гугенотов в католицизм, заявлял, что не допускает иной религии, кроме католической ^[89]. По его приказу была даже составлена формула отречения ^[90].

* * *

Сен-Жерменский мир, заключивший собою третью религиозную войну, казалось, навсегда упрочивал спокойствие во Франции. Давно ожидаемое, раз казавшееся уже осуществленным, но потом нарушенное (как думали гугеноты, Гизами) торжество протестантской партии считалось несомненным. Вождь партии, адмирал Франции, Колиньи, — стал наиболее приближенным, наиболее влиятельным лицом в государстве. Король обращался к нему с знаками самого высокого уважения. «Отец мой» были словами, никогда почти не сходившими с уст короля. Если вначале у Колиньи и существовали сомнения, если он не доверял королю, лично осаждавшему Сен-Жан-д'Анжели, требовавшему полного истребления мятежников ^[91], то настоятельные просьбы короля ^[92], его радость при заключении мира, который он называл «своим миром» ^[93], убеждения друзей, «выражавшихся о дворе уже иным тоном, чем прежде, с радостью рассказывавших о спокойном его настроении» ^[94], — победили Колиньи, и он решился явиться ко двору. 21 октября 1571 г. произошла встреча короля с Колиньи. «Король назвал его отцом, обнял его трижды и, сжимая руку старика, сказал ему милостиво: теперь вы в нашей власти, вы не уйдете от нас, хоть бы и захотели» ^[95]. Колиньи сделался (особенно со времени второго приезда ко двору) непременным членом совета. Его обаятельное влияние готовило Францию к войне с Испанией за освобождение Нидерландов, к увеличению гарантий протестантов, даже к исключительному влиянию их на дела ^[96].

Брак Генриха Наваррского с Маргаритою, сестрою короля, служил последнею и самою прочною гарантиею безопасности мира. Король с особенною энергией вел это дело и сделал это бракосочетание важнейшим вопросом своего царствования. Он не поколебался нарушить уже оконченное почти дело о браке Маргариты с королем португальским, не обратил внимания на резкий протест папы, не побоялся «отнять мир и спокойствие у души своей сестры, выдавая ее за еретика» ^[97]. «Я уважаю вас, — говорил он Колиньи, — я уважаю вас более, чем папу. Любовь к моей сестре осиливает мой страх пред ним. Я не гугенот, но и не дурак. Если папа заупрямится, — я возьму Марго за руку и отведу ее, как невесту, в церковь» ^[98].