Теперь пришла очередь двух голубей, которые дремали, курлыча во сне. Один серый, другой розовый.
– Розовый, – решила Брианна.
У обычного ребёнка почти не было шансов поймать голубя. Но она не обычный ребёнок. Она – Бриз.
У голубя не было времени упорхнуть. Она схватила его за шею, на которой была голова размером с мячик для гольфа. И резко повернула её, ломая позвоночник.
За две минуты над огнём почти все перья сгорели. Ещё пять минут – и кожица птицы треснула.
Это положило конец терпению Брианны. Она стала отколупывать отвёрткой кусочки мяса от выпуклой грудки голубя и отправлять их в рот.
Уже несколько недель она ничего вкуснее не ела.
– Бриз, – сказала она. – Гроза голубей.
Брианна откинулась назад, смакуя ужин.
Через минуту она встанет на ноги и придумает, как выбраться из этой ловушки на крыше.
Но еда в желудке и усталость, накопленная за день, проведённый в забегах на дальние дистанции, навалились на неё.
– Я просто немного…
* * *
Дак проваливался сквозь землю, ему в рот набилась грязь вперемешку с камнями.
Он кашлял, задыхался. Дышать было невозможно.
В голове тяжело гудело. Кровь стучала в ушах. Грудь вздымалась, отчаянно пытаясь втянуть воздух, которого не хватало.
Это конец.
Он умрёт.
В дикой панике он принялся барахтаться. Но руки проходили сквозь землю так, словно он плыл в воде. Дак уже не действовал осознанно, руки и ноги дёргались будто в предсмертной агонии, в голове помутилось, в лёгких свистело.
– Дак! Дак! Ты там, внизу?
Голос в миллионах миль от него.
Дак попытался сесть, очень быстро. Он сумел перевернуться. Но голова ударилась о землю, а на лицо в награду за все его усилия обрушился град камней. Он попытался открыть глаза, но в них тут же попала земля. Мальчик выплюнул грязь изо рта и оказалось, что он может дышать. Благодаря барахтанью, вокруг него образовалось пространство.
– Дак! Чувак! Ты там жив?
Дак и сам не знал ответа. Он осторожно подвигал руками и ногами и обнаружил, что может шевелиться внутри своего пространства.
И вдруг его охватила паника. Он похоронен заживо!
Дак попытался закричать, но только закашлялся и снова начал проваливаться, проваливаться под землю.
Нет. Нет. Нет.
Ему надо остановиться. Унять гнев.
Это из-за гнева он свинцовой гирей стал проваливаться к центру земли.
Подумай о чём-то не злом, не страшном, приказал он себе.
О чём-то счастливом.
Похоронен заживо!
Счастье… счастье… бассейн… вода… он плывёт…
Дак перестал тонуть. Хорошо. Отлично! Счастье. Плаванье. Счастье, мысли о счастье.
Печенье. Он любил печенье. Печенье вкусное.
И… и… и Сара Уиллетсон в тот раз, когда она ему улыбнулась. Это было приятно. Это подарило ему приятное тёплое чувство, и он подумал, что когда-нибудь начнёт нравиться девочкам.
А что насчёт телевизора, баскетбола по телевизору? Это тоже была счастливая мысль.
Дак определённо больше не тонул.
Нет проблем. Просто будь счастлив. Будь счастлив, что похоронен заживо.
– Дак? – это был голос Хантера, он звал его сверху. Звук был такой, словно Хантер кричал ему со дна колодца. Конечно, всё было наоборот: это Дак сидел на дне.
– Счастье, счастье, – прошептал Дак.
Вовсе он не похоронен заживо, он просто сидит в кинотеатре. На тех местах, перед которыми стоит удобная перегородка, на которую можно закинуть ноги. А ещё у него есть попкорн. С маслом, разумеется, экстра-солёный. И коробка рассыпчатого печенья.
Трейлеры. Он любил трейлеры. Трейлеры и попкорн, ах да, смотрите-ка, в выемке подлокотника ещё стоит стакан с коктейлем. Голубой, неважно, какой вкус это должен быть. Голубой коктейль.
А что за фильм? «Железный человек».
Дак любил «Железного человека».
И коктейли. И попкорн. И бассейны. И девочек.
Что-то скребло его по лицу, по рукам и ногам, по груди.
Не думай об этом, а то расстроишься и разозлишься, и знаешь, что, парень? Это несчастливые эмоции. Они потянут тебя вниз.
Глубоко вниз.
Дак рассмеялся от этой мысли.
– Дак. Чувак. – голос Хантера. Теперь голос звучал ближе. Хантер что, тоже смотрит «Железного человека» вместе с ним?
Нет, рядом с ним Сара Уиллетсон. Сара сидит рядом с ним, он делится с ней попкорном и – о, замечательно, у неё целая пачка арахисовых «M&M’s». Она отсыпает несколько драже ему в руку. Маленькие весёлые футбольные мячики разных цветов.
Царапанье прекратилось.
– Чувак?
Голос совсем рядом.
Дак почувствовал дуновение ветра.
Он открыл глаза. В них ещё осталась земля. Он смахнул её. И первым, что он увидел, был Хантер. Голова Хантера.
Его макушка.
Хантер медленно поднял голову, на лице его читалось искреннее изумление.
– Чувак, ты летаешь, – сказал Хантер.
Дак огляделся. Он больше не был похоронен заживо. Он выбрался из дыры. И оказался напротив церкви, над дырой в земле – парил в пяти футах над землёй.
– Ух ты, – сказал Дак. – Это работает в обе стороны.
* * *
– Нам нужно просто выбираться отсюда. Согласись на сделку с Сэмом. Уходим, – сказала Диана.
– Я в корневой директории, – сказал Джек.
Бритни знала, что ей должно быть больно. Её тело было изуродовано. Она знала и это. Ноги переломаны. В этом виновата дверь в комнату управления, которую сорвали с петель. Она знала, что должна биться в агонии. Но этого не было.
Она должна была умереть. В неё попала как минимум одна пуля.
Но Бритни не умерла. Не совсем. Так много крови, всё вокруг неё в крови. Более, чем достаточно, чтобы умереть. Так и должно было произойти.
И всё же…
– Никто никуда не уйдёт, – сказал Кейн.
Всё было будто во сне. Она не чувствовала того, что должна была чувствовать. Так иногда случается во снах: всё словно отходит в сторону или на второй план, и тогда происходящее уже не имеет смысла.
– У нас нет еды, – сказала Диана.
– Может, я смогу что-то раздобыть, – подал голос Клоп.
– Ага, конечно. Как будто ты вернёшься к нам, если что-то найдёшь, – ухмыльнулся Дрейк. – Мы здесь не для того, чтобы жрать. Мы здесь для того, чтобы накормить его.