Чёрные крылья зиккурата - читать онлайн книгу. Автор: Морвейн Ветер cтр.№ 48

— Я сама! — она не выдержала даже одного прикосновения. Риана попыталась встать на четвереньки, но в итоге пальцы Маркуса скользнули ей между ног, и валькирия едва не закричала от боли. Маркус свободной рукой подхватил её за талию, удерживая в новом положении. Риана зарычала в ярости.

— Лежи смирно, — мягко сказал Маркус, но пальцы его двигались с непреклонной уверенностью.

Риана опустила голову, пряча лицо в простынях. Она чувствовала, что никогда уже не сможет говорить с Маркусом на равных после того, какой он видел её. До сих пор Маркус всерьёз не осознавал, что значили годы плена для валькирии. Чего стоило ей гордо смотреть в глаза тем, кто когда-то были её врагами, а теперь стали хозяевами. Риана прекрасно знала это, и только это знание позволяло ей изображать непринуждённость.

Другая рука даэва отпустила Риану и пустилась в путешествие по её груди и животу.

Риана задохнулась от удовольствия и стыда, но когда ладонь исчезла — непроизвольно потянулась за ней.

Продолжая успокивающие поглаживая, Маркус наклонился чуть вперёд и поцеловал плечо валькирии, заставив девушку смутиться ещё сильней.

Наконец пальцы, обрабатывавшие ссадины исчезли. Болезненные прикосновения прекратились, но другая рука осталась ласкать бёдра, а губы продолжили путешествие вдоль плеча.

Маркус рывком развернул девушку лицом к себе. Попытался поймать её взгляд, но безуспешно.

Тогда он принялся губами обследовать её грудь. Кожу изрезали новые розовые полосы поверх едва закрывшихся старых. Маркус ласкал их языком, когда они встречались ему на пути. Длинные пальцы зарылись в волосы невольницы.

Губы коснулись набухшего, израненного соска. Язык нежно погладил твёрдую бусинку.

С подушек послышалось нечто среднее между стоном и всхлипом. Маркусу понравился этот звук, так что, не отрываясь от своего дела, он улыбнулся.

— Я быстро вылечусь… — прошептала валькирия. — Подожди… Пожалуйста…

В голосе её был страх, и Маркус поднял голову, чтобы всмотреться ей в глаза.

— Неужели ты настолько не доверяешь мне? — спросил патриций, приподнимаясь так, чтобы оказаться с Рианой лицом к лицу. Тёмные шелковистые волосы мазнули недавнюю пленницу по плечу.

Риана молчала, но в зрачках её продолжал плескаться страх.

— Риана… — сказал он и надолго замолчал. То, что патриций собирался сказать, он говорил много и много раз. Слова истерлись и потеряли значение, а он не хотел говорить то, что было для него просто словами.

— Я не такой, как они. Я никогда не причиню тебе вреда. Я просто хочу тебя касаться, — сказал он серьёзно, внимательно глядя в холодные глаза. — Я хочу тебя. Когда ты в алом бархате небрежно кладёшь руку на рукоять клинка. Когда твои волосы зимней вьюгой бьются на ветру. Когда твои глаза темнеют от гнева. Я хочу тебя и даже не надейся увильнуть: обязательно поимею. Но сейчас я просто хочу тебя касаться. Слышать твой голос. Видеть лицо. Я буду ждать столько, сколько нужно, — сказал Маркус после ещё одной долгой паузы, — я не возьму тебя силой, даже если ты будешь слаба и изранена. Не бойся меня. Никогда не смотри на меня так.

Маркус вгляделся в лицо валькирии. Та молчала и смотрела мимо него.

— Говори что-нибудь, чтобы я верил, что ты здесь, — попросил патриций.

Риана опустила ресницы, не в силах смотреть в глаза тому, кто видел её слабость.

— Ты ещё хочешь со мной говорить? — спросила она. — После всего, что видел.

— Больше, чем когда-либо. Я хочу знать, кто посмел причинить тебе боль.

— Я устала, — прошептала она, — устала. Эта… ночь… Мне просто показалось, что ты был сном. Что я никогда не была на свободе, и вся моя жизнь — грязный подвал, что они правы… и я должна просто подчиняться. Тогда, в первый раз… Я дралась руками, когда у меня отобрали саркар. Я кусала их и пинала, когда мне скрутили руки. Но дни шли за днями. Они всё приходили и приходили. Меня почти не кормили — я ела то, что отдавали мне их тела. Я становилась всё слабее и слабее. Им нравилось топтать меня ногами. Им нравилось, когда я благодарила их и просила ещё. Я долго сопротивлялась, но я хотела есть — и хотела жить. Я не хотела умереть по колено в их испражнениях в глухом каменном мешке. Я — катар-талах. Я создана убивать. Они знали это, и тем больше радости приносила им моя покорность. Они боялись меня. Боялись так, что скручивали цепью от плеч до ступней, даже когда я уже не могла стоять. Особенно… — голос её внезапно сел, но она сглотнула и продолжила, — особенно им нравились мои крылья. Они называли их «обрубки». «Покажи свои «обрубки», говорили они, и если я не делала этого, меня хлестали плетью между ног. Если же я подчинялась, они били по моим раскрытым крыльям сапогами, окованными железом. Такими… Такими, как твои.

Риана замолчала. Она изо всех сил вжалась в стену и всё ещё обхватывала себя руками, будто ожидая удара.

Маркус молчал некоторое время, не зная, что ответить.

Потом решился. Потянул Риану за руку, заставил оторваться от подушек.

— Покажи их, — сказал он негромко. Маркус почувствовал, как задрожала рука валькирии в его ладони, но продолжил. — Расправь свои прекрасные крылья. Я прошу тебя.

Маркус чувствовал, что валькирия всё ещё дрожит, но за плечами её сверкнул отблеск света, и из воздуха появились два чёрных крыла, обрамлённых узором белых перьев. На одном из крыльев перьев не хватало — Маркус видел вместо них у самого края скукожившуюся, покрытую шрамами кожу. Угловатая кость неестественно выпирала наружу.

Маркус протянул руку, желая и боясь коснуться застарелой раны.

— Это они сделали?

Риана сглотнула, силясь совладать с голосом, но всё же Маркус понял, что незаживающая рана осталась не только на теле, но и в её душе.

— У валькирий хорошо заживают раны, если им не мешать. Но много косточек было сломано, их нужно было сложить вместе, а я не могла… Руки стягивала цепь. Крыло срослось, но не так, как должно. Я больше не смогу летать.

— Мне жаль. Если б не это, ты была бы совершенна.

Риана резко подняла глаза, обжигая даэва привычной сталью взгляда.

— Зачем ты говоришь это? — спросила она.

Маркус потёр веки свободной рукой.

— Надеюсь, когда-нибудь ты поймёшь.

Ни в этот, ни на следующий день, Маркус так и не решился отойти от постели Рианы. Не мог избавиться от чувства, что стоит ему покинуть комнату, как она снова исчезнет. Мысли о том, что целые сутки его валькирия находилась в руках людей, которые не понимали, насколько бережного отношения она заслуживает, заставляли руки дрожать.

Никогда, за всю жизнь, патриция не посещали подобные мысли. Он привык к жестокости как к единственно возможному сопровождению римской жизни. Его не интересовали кровь и боль тех, кого он едва знал. Тем более тех — кого видел изо дня в день.