Песнь теней - читать онлайн книгу. Автор: С. Джей-Джонс cтр.№ 77

Зефферль?

В ее голосе сквозят тревога и любовь. При звуке ее голоса чернота в глазах младенца сокращается, и они становятся бледно-голубыми. Он протягивает девочке крошечную ручку, и она крепко ее сжимает. Девочка затягивает колыбельную, которую сочинила сама. От этого у него внутри что-то просыпается, что-то новое, что-то незнакомое, что-то чудесное.

Память.

Его память. Первое, что он в действительности может назвать своей собственностью, поскольку она не принадлежала ни Подземному миру, ни Лизель, никому, кроме него.

Эрлькёниг.

Вдалеке играет музыка. Это звук голоса его сестры, проникающий сквозь завесу между мирами. И так же, как он делал, будучи младенцем в люльке, Йозеф подтягивается к ней.

Их души соприкасаются, и это мост. У него было имя. У него была душа. У него была добродетель.

Эрлькёниг помнит, что значит любить.

И оживляет этот мир.

Анне Катарине Магдалене Ингеборг Фоглер

На адрес Верных

Вена

Моя дорогая Кете!

Мы вернулись целыми и невредимыми обратно в Баварию к маме и Констанце. Несмотря на наши опасения, гостиница без нас процветала, поток гостей не иссякал, и теперь у нас вместо папиных долгов полные сундуки. Наша бабушка такая же раздражительная и вспыльчивая, как всегда, хотя она и вышла из своих покоев, чтобы поприветствовать Вольфганга. Он очаровал ее, как неизменно очаровывал всех, кого мы встречали в нашей поездке обратно к Роще гоблинов, хотя, если ее об этом спросить, она станет это яростно отрицать.

– Где ты отыскала такого юношу? – спросила она. – Как такой маленькой и невзрачной девице, как ты, удалось приворожить его и убедить на тебе жениться?

– Пути Господни неисповедимы, – ответил ей Вольфганг, и этот ответ внушил к нему любовь мамы, воззвав к ее чувствам верующей, но, к несчастью, отдалил его от Констанцы, практикующей по большей части еретический подход.

– Ба, – сказала она, – да он, как я посмотрю, не принадлежит Эрлькёнигу.

– Увы, нет, – ответил он. – Боюсь, что я принадлежу самому себе.

Я рассмеялась, и все смеялась и не могла остановиться, и все смотрели на меня как на сумасшедшую.

Все жители нашей маленькой провинциальной деревушки были так же ошеломлены, как и Констанца, когда увидели, что я вернулась с мужем, а больше всех, наверное, удивился герр Баумгертнер. Признаюсь, я все же испытываю мелочное удовлетворение, замечая, насколько красивее Ганса мой Вольфганг, хотя и знаю, что думать об этом ниже моего достоинства. Я знаю, Кете. Поиздеваешься надо мной за это потом.

Я отдала дань нашего почтения могиле папы на кладбище возле старой церкви. Старый пастор пропал, исчез из своей постели прошлой зимой, не оставив после себя ничего кроме маков. Когда мы уходили, я заметила рядом с папиной могилой новый надгробный камень, новый для меня, но старый и потрепанный временем, как будто он лежал там уже много лет.

Франц Йозеф Готтлиб Фоглер

Ушедший слишком рано

Я оставила там мак.

Завтра я наберусь смелости и схожу в Рощу гоблинов, в последний раз, чтобы преподнести наши дары. Локоны твоих волос и волос Франсуа, к счастью, пережили дорогу, и я похороню их в роще. А затем, когда солнце сядет на западе в первую летнюю ночь, я сыграю «Эрлькёнига» на своей новой скрипке.

Вольфганг привел ее в порядок и украсил вырезанной женщиной, которая на протяжении многих поколений служила в нашей семье свадебным подарком. Не могу поверить, что вы с Франсуа нашли ее в вашей гримерке.

Когда я была моложе, я никак не могла понять, что же выражает лицо этой женщины – агонию или экстаз, но теперь мне все ясно.

Это радость.

О супругах Прохазка я не слышала ни слова с тех пор, как мы уехали из Вены, но если верить слухам, то Сновин-холл весь зарос. Иногда я вспоминаю сине-зеленое озеро, спрятавшееся в холмах над их поместьем, и мне хочется снова на него взглянуть.

Хорошо бы нам туда вернуться, как только с продажей гостиницы все будет улажено. Мама ждет не дождется, когда увидит тебя, и даже Констанца как будто готова сорваться с этого места.

– Здесь слишком много призраков, – говорит она. – Мне надоела их непрерывная болтовня.

Деревенские думают, что она потеряла рассудок, но я теперь лучше понимаю, что творится в голове нашей бабушки. Те из нас, кто живет одной ногой в Подземном мире, а другой – в верхнем, причастны ко всему сверхъестественному и невидимому. Это безумие? Или скорее иной способ существования?

Передай от меня привет Франсуа. Скажи ему, что мне не терпится узнать, как труппа поставила на сцене оперу, и посмотреть ее по возвращении, и как я ему благодарна за помощь и опеку в написании и сочинении музыки. История, которую мы рассказали, принадлежала мне, но музыка – это результат сотрудничества.

Вольфганг настаивает на том, чтобы сыграть дебют сонаты перед нашим отъездом. Сыграть сонату Брачной ночи для местных, чтобы им было что вспомнить о нас.

– Так они поймут, какая ты на самом деле, Элизабет, – сказал он мне. – Так они поймут о нас все.

Я не знаю, что о моей музыке подумают мясник и булочник, но я предполагаю, что представление им все равно понравится. Окончание сонаты Брачной ночи я продолжаю переписывать, и думаю, что оно будет меняться и в будущем, и так до самой моей смерти. Но так уж выходит с трудом всей моей жизни, и я счастлива, что продолжаю сочинять музыку, продолжаю писать и искать верный финал. И еще одно, последнее, прежде чем я закончу это письмо. Я знаю, что тебе бы хотелось, чтобы я оставила кольцо с головой волка, или хотя бы провела оценку его стоимости. Но ведь обещание не имеет цены. Когда я ступлю в Рощу гоблинов в последний раз, я оставлю его для нашего брата, вместе с локонами твоих волос и нашей любовью.

Всегда твоя,

автор «Эрлькёнига»

^[45]

Жила-была маленькая девочка, которая играла свою музыку маленькому мальчику в лесу. Она была гением, а он – исполнителем, и каждый из них был садовником сердца другого, и они укрощали, обрабатывали и заботились о плодородной почве своих душ, пока эти души не расцвели и не превратились в необъятный лес, охвативший весь мир.

Бабушка рассказывала им о былых временах и о Древних законах, но маленькая девочка и мальчик не боялись, потому что оба они принадлежали Эрлькёнигу.