Покой - читать онлайн книгу. Автор: Ахмед Хамди Танпынар cтр.№ 68

Тевфик-бей, должно быть, был одним из таких людей. Но даже если и так, пожилой человек был привязан к красоте, бесконечности, чистоте и добру.

В общем, он сам это признавал до некоторой степени: «Не повторяйте моих ошибок. Я — человек, который застрял на перепутье».

И в тоске, омрачавшей его лицо во время произнесения этих слов, чувствовался печальный опыт его жизни. Из каждой новой чешмы черпал он воду лишь по разу, мечтая, что только здесь он получит прохладу, однако, едва его губы касались прохладной воды, он бежал к другой чешме, веря, что «эта не годится, следующая будет лучше». Так он, словно душа, обреченная скитаться и осужденная искать собственное тело в чистилище, где дуют леденящие ветры, переходил из тела в тело, не останавливаясь ни на одном из них больше чем на мгновение, а сейчас, растратив все полученное, грелся у костра любви Мюмтаза и Нуран. Уже десять лет Тевфик-бей толком не выходил в море, не пел громкоголосно песни, не показывался в веселых компаниях, не рассылал повсюду записок с мальчишками из окрестных ялы, как раньше. Все считали, что он тоскует по умершей жене, удивляясь подобной верности, неслыханной для такого человека, как он, который всегда был помешан на удовольствиях; одни объясняли это отчасти тем, что он «очевидно страдает от угрызений совести», другие же, испытывая справедливое сомнение под впечатлением его отшельнической жизни, которую он вел уже десять лет, готовились полностью забыть о его прошлом, которым он втайне хвалился и о котором с большим удовольствием вспоминал, и думали: «Кто знает, может быть, грехи бедного человека прощены, на него напрасно клеветали. Разве человек, который так привязан к умершей жене, стал бы совершать все те бесстыдства, о которых рассказывают?» Первым казалось, что Тевфик-бей был чудовищем, никогда не берегшим жену при жизни. Вторым казалось, что он не что иное, как жертва сплетен. На самом деле Тевфик-бей ни одного дня не любил свою самоотверженную и терпеливую жену, которая, чтобы заставить его тысячекратно отплатить ей за все содеянное ею добро, много лет ревновала, проявляла к нему мнительность и высокомерие и преподнесла ему все душевные проблемы Яшара лишь за то, что он его сын. Он пожалел о ее смерти так, как о смерти простого знакомого, несмотря на совместную жизнь, продолжавшуюся многие годы. Блага, которые она ныне приносила его душе, придавали ему душевное спокойствие от сознания, что она очень далеко от него — там, откуда не возвращаются. Если бы она в действительности согласилась жить вдали от него, как много раз обещала при жизни, то он, пусть и не пошел бы на жертвы, чтобы она могла жить спокойно и счастливо, но таким образом хотя бы сохранил самоотверженность по отношению к ее памяти. Ведь покуда жена Тевфик-бея была жива, он был готов на любые расходы ради такой раздельной жизни. И сейчас, хотя он и был на пороге жизненного финала, он воспринимал это освобождение как милость и пытался заплатить за него столько, сколько возможно. Однако там, куда отправилась бедная женщина, никакой потребности в расходах не было. Те хатимы и мавлиды ^[120], которые каждый год старательно заказывал читать Тевфик-бей, совершенно никак не могли сравниться со средствами, которые она каждый год выделяла для чтения этих молитв.

Главная причина того, что Тевфик-бей уже десять лет не показывался на люди и удалился от мира развлечений, который так любил, заключалась совершенно в ином. Он не желал видеть, как в том мире, где он жил победителем, ему предстояло постепенно, по старости, занимать вторые, потом и третьи места, а затем уступать соперникам еще больше. Этот человек, постоянно живший в состоянии душевного равновесия, несмотря на беспорядочность своей внешней жизни, заметив, что теряет былую силу, установил для себя своего рода возрастное ограничение и, можно сказать, отправил сам себя на пенсию по своему собственному желанию, по своему собственному решению. Он зажил у себя в доме в Кандилли, предаваясь дедовским воспоминаниям подобно римскому консулу, который некогда выигрывал большие битвы, а уйдя со службы, поселился в далекой деревне, занявшись садом и огородом. Сейчас, в новой атмосфере, созданной Мюмтазом и Нуран, он, будто став другим человеком, вновь отправлялся ловить луфаря, спускался на берег пролива и соглашался издали смотреть на то, что раньше так любил.

В тот день, когда Мюмтаз это понял, он заметил, что блеск в глазах Тевфик-бея, который то и дело гладил свои белоснежные усы тыльной стороной руки, выражает мудрость всей жизни. Это было знаком покоя, отречением от себя и согласием исчезнуть, поняв, что все дела в жизни выполнены. Когда он тыльной стороной руки оправлял свои усы, он словно бы говорил: «Я прожил жизнь, и сейчас я далек от всего». Так как этот Дон Жуан не исчез в урагане страстей и вспышках молний, внезапно окончив жизнь как герой трагедии, что подобало его прошлому, он хоронил самого себя — возможно, как раз этим коротким и бессмысленным жестом.

Поскольку супруги в Канлыдже, «родственники Нуран со стороны отца и со стороны жены Тевфик-бея», никак не могли понять всего этого, то они все еще смотрели на Тевфик-бея как на безутешного и скорбящего вдовца и проявляли всевозможное усердие, чтобы не беспокоить его и не напоминать ему о его страданиях. И именно поэтому они даже думали не селить его в комнате, где он когда-то жил, когда женился. Жить в комнате, с которой было связано столько приятных воспоминаний, для него явно было бы мукой. Тевфик-бею даже пришлось прикрикнуть на них своим зычным голосом: «Бросьте эти глупости, я знаю эту комнату, это самая удобная комната в доме», и они растерялись.

На самом деле, помимо оперы света во время ловли луфаря, в прибрежном ялы продолжилась иная, скрытая комедия. Нуран с Мюмтазом смеялись над этой комедией, а Тевфик-бей гневался, иногда серьезно, но в большинстве случаев наигранно, и жизнь продолжалась.

Так как пожилой человек с легкостью заставлял всех, кроме своей сестры, соглашаться со своими желаниями, то все привычки в доме довольно быстро изменились.

Прежде на этой прибрежной вилле текла жизнь, состоявшая из покоя, тактичных движений, таких, чтобы никого не побеспокоить. У Шюкрю-бея с Мукбиле-ханым не было никакой другой страсти в жизни, кроме выращивания цветов. Большая часть их времени проходила в цветочном саду и в оранжерее за домом.

Оставшееся время они заполняли тем, что, сидя за столом, перебирали семена, писали письма известным цветочным фирмам в Голландии, Италии, Англии и даже в Америке, отвечали на их послания и учили способам выращивания цветов тех соседей, кто перенял их привычки. Так как остальные три семьи квартиросъемщиков, живших с ними в другой части дома, за восемь-девять лет, прожитых вместе, приобрели те же самые привычки, то цветочный сад стал принадлежать почти всем.

Уже в начале лета с частыми появлениями Мюмтаза и Нуран привычки обитателей виллы изменились. Теперь никто не извинялся друг перед другом за невольно устроенный вечером шум и за то, что раскрыл ставни на окне своей комнаты раньше, чем в других комнатах; теперь, вместо долгой фразы с извинениями: «Простите, я, наверное, только что вас побеспокоил!» — слышались лишь общие вопросы о том, как идут дела. С появлением Тевфик-бея совершенно все стало вверх дном. По вечерам пожилой человек накрывал на веранде у воды стол с ракы. Окрестные рыбаки перестали проплывать мимо дома, не поговорив со стариком, а радио в доме стали включать, не спрашивая разрешения. Так что обитатели прибрежной виллы и их квартиросъемщики странным образом начали вести совершенно новую жизнь.