Лазурь на его пальцах - читать онлайн книгу. Автор: Кэрри Лонсдейл cтр.№ 4

Все было вроде бы на своих обычных местах – за исключением того мужчины, что когда-то жил здесь.

Я бросила ключи и сумочку на тумбу. Надя, гулко отстукивая в тишине дома каблуками, прошла через гостиную к кухне:

– Не хочешь чего-нибудь выпить?

– Чаю, пожалуйста, – отозвалась я и, скинув обувь, несколько секунд с наслаждением расправляла затекшие пальцы.

Надя достала блендер для коктейлей, черпнула из лоточка в морозилке кубики льда и кинула их в кувшин. Они тут же начали потрескивать, недовольно подлаживаясь под теплоту стенок сосуда.

– Может, чего-нибудь покрепче?

Я лишь пожала плечами:

– Конечно, давай. Все равно что.

Кристен посмотрела на нас, стоя у кофейного столика, рядом с которым успела скинуть туфли, и нахмурилась. Она уже удобно устроилась на кожаном кресле рядом с камином, подобрав под себя ноги. Я направилась в глубь дома к спальне, все время ощущая на себе ее внимательный взгляд.

Я прошла прямиком к стенному шкафу, где висела наша с Джеймсом одежда, и распахнула филенчатые дверцы. Мои вещи висели там рядом с его костюмами – угольно-черными, темно-серыми и темно-синими. Некоторые из них были в тонкую полоску, но в основном – однотонные. «Строгие костюмы», как он их называл. Как же они разнились с клетчатыми рубашками и джинсами, которые Джеймс обычно предпочитал надевать!

Проглядывая его гардероб, можно было подумать, что он принадлежит двум совершенно разным людям. Мне и самой порой казалось, что живу я с двумя разными мужчинами. Тот, что работал в «Донато Энтерпрайзес», был слишком официален и сдержан в сравнении с вольным художником с закатанными рукавами и до локтей измазанными краской руками.

Я же любила их обоих.

Прижавшись носом к его любимой голубой рубашке, я глубоко вдохнула. Густой амбровый аромат его одеколона с нотами сандалового дерева смешивался с запахом скипидара, которым он оттирал кисти и шпатели. Эта рубашка была на Джеймсе в последний раз, когда он брался за краски, и теперь, закрыв глаза, я словно воочию увидела, как при энергичных движениях кистью перекатываются под бледно-голубой хлопковой материей его крепкие натренированные мышцы.

– Не хочешь поговорить? – спросила Кристен за моей спиной.

Я молча помотала головой и, развязав узел на поясе, скинула с плеч платье. Оно мягко опустилось на пол у моих ног. Потянувшись к шкафу, я вытащила оттуда футболку и спортивные брюки Джеймса, которые прибрала себе еще в старших классах, и тут же в них оделась. Когда я натянула футболку, меня вмиг окутало ласковым теплом – ткань плотно прилегла к спине, и мне показалось, словно меня обнял сам Джеймс.

«Я никогда не забуду тебя, Эйми».

На душе стало еще хуже, и я вновь судорожно всхлипнула.

За моей спиной скрипнули половицы, тихо простонала кровать. Я закрыла дверцы шкафа и обернулась к Кристен. Она привалилась спиной к изголовью кровати, вытянув себе на колени подушку. Подушку Джеймса.

У меня бессильно поникли плечи:

– Мне его не хватает.

– Я знаю, – кивнула она и похлопала ладошкой по кровати рядом с собой.

Я тоже забралась на постель и, дотянувшись до изголовья, пристроилась головой к плечу подруги. Она прижалась щекой к моей макушке. Так мы с ней сиживали временами еще с тех пор, как мне было лет пять, – прильнув друг к другу и поверяя свои девчоночьи секреты. В последние же два месяца мы с Кристен сидели так особенно часто. Она была старше меня на пару лет и все мое отрочество и юность была для меня, единственного ребенка в семье, вместо сестры.

– Потом станет легче. Обещаю. – Она мягко обхватила меня за плечи.

От ее слов у меня опять полились слезы. Кристен поспешно нашарила на прикроватной тумбочке бумажные платки. Взяв сразу несколько, я высморкалась. Она убрала с моего виска влажные пряди и, тоже прихватив платочек, промокнула уголки глаз. Усмехнувшись сквозь слезы, Кристен выдавила улыбку:

– Совсем мы с тобою расквасились, верно?

Вскоре мы вдвоем уже отправились к Наде в кухню и за «Маргаритой» стали потихоньку рассказывать разные истории из нашей с Джеймсом детской и юношеской поры. После нескольких часов воспоминаний и приличного числа коктейлей с текилой Надя повалилась на диван и в считанные секунды засопела. Вторая подружка к тому времени уже спала в моей кровати. И вот тут-то, в доме, погруженном в полумрак и освещенном лишь слабым светом свечей, давно уже зажженных Кристен, я почувствовала себя совершенно одинокой. Осторожно приподняв ноги Нади, я села на диван и положила ее лодыжки себе на колени.

Было уже десять вечера. Если бы все было хорошо, в этот час я была бы в объятиях Джеймса, который вел бы меня в свадебном танце по залу, мерно покачиваясь под нашу с ним любимую битловскую песню – «Two of Us» ^[1].

Надя что-то забурчала во сне, ерзая на диване. Потом поднялась и пошаркала в гостевую спальню, волоча за собою плед. Я же заняла ее место и вскоре унеслась мыслями прочь.

Я стала думать о Джеймсе. Зачем он тогда отправился в Мексику? Почему не подождал нашей свадьбы или не отправил вместо себя Томаса «обрабатывать клиента»? Ведь это же Томас – президент компании «Донато Энтерпрайзес», и как раз его обязанность обеспечивать все операции по импорту и экспорту мебели. Джеймс же как финансовый директор отвечал лишь за ведение бухгалтерии, а уж никак не за переговоры по контрактам. Однако он упрямо стоял на том, что именно он, а не кто-то другой, сумеет поладить с этим особым клиентом. Улетел он на следующий день после того, как я разослала приглашения на нашу свадьбу.

Мои веки стали тяжелыми, мысли сумбурно закружились, и я медленно окунулась в сон. Мне привиделась та женщина на парковке. Она была одета в черное с головы до пят, а глаза лучились радужным сиянием. Словно в мольбе, она воздела руки. Ее губы зашевелились, произнося некое заклинание. От его мелодичного напева воздух вокруг Лэйси вдруг задрожал, и у самых ее ног появилось лежащее тело. Тут же тело зашевелилось – и в этот миг я осознала, что лежит там не кто иной, как Джеймс. И что Лэйси возвращает его из мира мертвых.

– А ты что здесь делаешь? – раздался у самого моего уха звучный папин баритон.

Я невольно вздрогнула и, обернувшись, взглянула на отца. Он в свою очередь пристально уставился на меня, опустив испещренные веснушками руки вдоль массивного туловища. Дверь за его спиной, отделявшая кухню нашего «Старого ирландского козла» от обеденного зала, то и дело распахивалась, скрипя петлями всякий раз, когда кто-то в нее проходил.

Был понедельник – спустя два дня после похорон Джеймса, – и, как всякое утро с тех самых пор, когда я начала работать в родительском пабе, я встала в пять утра. И как всякое утро после исчезновения Джеймса, я понуро поднялась из постели и потащилась в ванную. Потом нацедила себе кофе из кофеварки, которую, сама не помню как, заправила еще с вечера. Наконец добрела до машины, кирпично-красного «нью-битла», и покатила к «Старому ирландскому козлу» – довольно престижному в нашем городке пабу-ресторану, которым мои родители обзавелись еще до моего рождения. Я, можно сказать, выросла в этом ресторане, намывая здесь полы и заставляя полки. Со временем я перебралась на кухню, где работала бок о бок с мамой, шеф-поваром, и Дэйлом, ее незаменимым су-шефом. Дэйл как раз и вырастил из меня пекаря-кондитера. Специализацией же моей со временем стала выпечка булочек и хлеба. Закончив кулинарную академию в Сан-Франциско, я вернулась к маме уже как су-шеф на место Дэйла, занявшего место шеф-повара в одном из старейших заведений в Кембридже, штат Массачусетс. «Такая возможность выпадает лишь раз в жизни», – так он объяснил мне причину своего ухода.