Темнело. Казалось, тучи, словно огромное черное покрывало, легли на верхушки деревьев. В четырех шагах нельзя было ничего разглядеть.
Но Тибо видел.
Он видел огни, проносившиеся со всех сторон во всех направлениях.
Эти огни все приближались, сопровождаемые шорохом сухих листьев.
Встревоженные лошади пятились, втягивая ноздрями ночной воздух и дрожа под всадниками.
Смех жандармов понемногу стал стихать.
Тогда Тибо, в свою очередь, рассмеялся.
— Над чем ты смеешься? — спросил один из жандармов.
— Над тем, что вы перестали смеяться, — ответил Тибо. На голос Тибо огни придвинулись, и шаги стали слышнее. Затем послышался ужасающий звук — лязгание зубов.
— Да, да, друзья мои, — приветствовал волков Тибо. — Вы попробовали человечью плоть, и она пришлась вам по вкусу!
В ответ раздалось негромкое одобрительное урчание, напоминавшее одновременно голоса собаки и гиены.
— Да, понимаю, — сказал Тибо, — отведав егеря, вы не откажетесь попробовать жандарма.
Всадников понемногу начинало трясти.
— Эй, с кем это ты говоришь? — спросили они.
— С теми, кто мне отвечает, — сказал Тибо.
И он завыл. Ему ответили двадцать глоток: некоторые были всего в десяти шагах, другие — далеко.
— Что это за звери идут за нами? — спросил один из жандармов. — Негодяй говорит с ними на их языке.
— Ах так? — откликнулся башмачник. — Вы поймали Тибо, предводителя волков, вы ведете его ночью через лес, и вы еще спрашиваете, что это за огни и завывания преследуют вас?.. Слышите, друзья? — крикнул Тибо. — Эти господа желают познакомиться с вами. Ответьте им все разом, чтобы у них не оставалось сомнений.
Подчиняясь голосу хозяина, волки завыли дружно и протяжно.
Дыхание лошадей стало шумным; две или три встали на дыбы.
Жандармы изо всех сил старались успокоить животных, поглаживая их и разговаривая с ними.
— О, это еще ничего, — сказал Тибо. — Скоро на крупе у каждой лошади окажутся двое волков, а третий вцепится в горло!
Волки, проскользнув между ногами лошадей, ластились к Тибо.
Один из них поставил лапы ему на плечи и словно ждал приказаний.
— Погоди, погоди немного, — сказал ему Тибо. — Время у нас есть; не будем эгоистами и дадим подойти другим.
Жандармы уже не могли справиться с лошадьми, которые вставали на дыбы, метались из стороны в сторону и, идя шагом, покрывались потом и пеной.
— Не правда ли, теперь мы можем сговориться? — спросил Тибо у жандармов. — Если вы отпустите меня, каждый из вас сегодня сможет заснуть в своей постели.
— Шагом! — сказал один из жандармов. — Пока мы будем двигаться шагом, нам нечего опасаться.
Другой вынул саблю из ножен. Через несколько секунд раздался жалобный вой. Один из волков вцепился жандарму в сапог, и жандарм саблей проткнул зверя насквозь.
— А вот это я называю неосторожным поступком, жандарм, — объяснил ему Тибо. — Что бы ни гласила поговорка, волки едят друг друга; а стоит им отведать крови — и я не уверен, что смогу удержать их.
И действительно, волки все разом накинулись на своего раненого собрата, и через пять минут от него остались одни кости.
Жандармы воспользовались этой передышкой для того, чтобы выбраться на дорогу, заставив связанного Тибо бежать вместе с ними. Но случилось то, что предсказывал Тибо.
Раздался шум, напоминающий рев урагана.
Это неслась волчья стая.
Лошади, бежавшие рысью, отказались снова перейти на шаг: их испугал топот, запах и вой стаи.
Несмотря на все усилия всадников, лошади перешли на галоп.
Жандарму, который держал веревку, пришлось выпустить ее из рук — он не мог справиться с конем.
Волки вскакивали на крупы лошадей, хватали их за горло.
Почувствовав острые зубы врагов, лошади стали бросаться из стороны в сторону.
— Ура, волки! Ура! — кричал Тибо.
Но страшные звери не нуждались в том, чтобы их подбадривали. Около Тибо остались всего два или три волка, все прочие преследовали лошадей; на каждую приходилось по шесть или семь хищников.
Кони и волки убегали во всех направлениях, и вскоре со всех сторон слышался, затихая, яростный вой, смешанный с криками ужаса и жалобным ржанием.
Тибо был на свободе. Но у него были связаны руки и спутаны ноги.
Он попытался перегрызть веревки — невозможно.
Потом он попытался разорвать их — бесполезно.
Его старания привели лишь к тому, что веревки глубоко врезались в тело.
Теперь завыл он — от боли, тоски и злости.
Наконец, устав терзать свои связанные руки, он позвал, поднимая к небу сжатые кулаки:
— О черный волк, друг мой, сними с меня эти веревки. Ты ведь знаешь, я хочу освободиться, чтобы творить зло.
В ту же минуту разорванные веревки упали к ногам Тибо и он с радостным воплем стал размахивать освобожденными руками.
XXI. ДУХ ЗЛА
На следующий день вечером, около девяти часов, можно было видеть человека, который шел к просеке Озье дорогой Сарацинского Колодца.
Это был Тибо: он хотел в последний раз навестить свою хижину и взглянуть, не пощадил ли пожар хоть что-нибудь.
На месте хижины лежала куча дымящихся углей.
Волки, как будто Тибо назначил им встречу, образовали широкий круг около пепелища и созерцали его со злобным и угрюмым выражением: казалось, они понимали, что люди, уничтожившие эту бедную хижину из веток и глины, тем самым совершили преступление против того, кого сделка с черным волком сделала их хозяином.
Когда Тибо вошел в круг, все волки одновременно жутко и протяжно завыли, словно хотели сказать, что готовы помочь ему отомстить.
Тибо сел на том месте, где прежде был очаг; оно угадывалось по кучке почерневших, но целых камней и по более толстому слою пепла.
Погруженный в скорбное созерцание, он провел так несколько минут.
Он не думал о том, что печальное зрелище перед его глазами — расплата за его завистливые желания, которые постоянно возрастали и множились. Он не раскаивался и не испытывал сожалений. Удовольствие от возможности воздать злом за причиненное ему зло, гордость, порожденная сознанием, что он может сражаться со своими преследователями благодаря страшным своим помощникам, подавили в нем все другие чувства.
Волки жалобно выли, и Тибо обратился к ним: