– Хэ, – ответила она, хоть поняла и не до конца. Ей просто хотелось закончить это путешествие побыстрее.
Шкаф снова подняли. Она словно на мгновение оказалась в темном невесомом пространстве. Затем неуклюжий поворот, и шкаф ударился о дверь. Еще три раза Милли почувствовала такие же толчки, но уже послабее. Альмирах никак не могли вынести. Она слышала, как напряжены мужчины, их тяжелое дыхание, ворчание и даже запах пота, она была словно мячиком, которым играли два гиганта. Милли, собрав всю свою волю в кулак, кротко спросила:
– Могу ли я выйти на минуточку?
Снаружи шкафа мир был ослепительно-ярким и наполненным свежим воздухом. Стоять на кафельном полу в гостиной было так надежно, так приятно, что она и представить себе не могла, что когда-нибудь сочтет хоть что-то в этой квартире таким приятным. В нос ударил запах пота. Лбы мужчин были влажными.
– Нам нужно поторопиться, – сказал ей Биней. – Неужели там так плохо? Дай нам стакан воды, и приступим к делу. Ты уверена, что ничего не забыла?
– Почему бы вам не поставить шкаф со мной в лифт? – предложила Милли. – Вам не понадобится спускать его вниз.
Выйдя на площадку, Милли показала, как нужно пользоваться лифтом.
– Убедитесь, что вы плотно закрыли обе створки. Вот так. А потом нажмете кнопку ноль, хорошо?
Они вернулись обратно в квартиру, и Милли спряталась в шкаф, который Биней потом закрыл снаружи. Они приготовились идти.
В темном движущемся пространстве Милли слышала, как бьется ее сердце – этот предательски громко работающий мотор наверняка смогут услышать охранники: ей казалось, что стены шкафа буквально вибрировали от ее сердцебиения. Когда ее вынесли на улицу, мир показался ей смешением слегка приглушенных звуков – шума машин и разговоров охранников – и тонкой полоской света, пробивающегося через щель между створками альмираха. Сможет ли она увидеть хоть что-нибудь, если прижмется к этой щели? Она чувствовала себя так, будто была в раскачивающейся лодке, в той, о которой она читала в своем учебнике хинди: «Рыбаки ходят в море на лодках. В море много волн. Волны ударяются о лодки, и лодки качаются. Рыбаки тоже качаются в лодках». Вот и она, запертая в шкафу, плыла из одной жизни в другую, но качалась не из-за волн, а из-за усталости тех, кто нес ее и заодно громоздкий шкаф. До ее слуха долетели обрывки фразы Бинея: «…избавляются от старого…», а затем раздался другой, незнакомый ей голос. Она затаила дыхание. Милли подумала о том, что возложила все свои надежды на мужчину, которого она, по сути, совершенно не знала и с которым лишь разговаривала по телефону, но теперь в его руках была ее судьба. Совершенно неожиданно воздуха внутри шкафа оказалось слишком мало. Она прислонилась носом к щели и начала судорожно дышать, но это никак не помогало. Вышли ли они за пределы территории «Сух Нивас»? Милли не помнила, чтобы слышала звук открывающихся или закрывающихся железных ворот. Если они на улице, то почему шум машин не стал громче?
Внезапно она почувствовала, как перемещается в пространстве, словно Биней и его друг подняли шкаф над головой на вытянутых руках. Это было невозможно. Столь же внезапно ее вдруг опустили вниз на ровную поверхность. Опять послышались голоса, но было совершенно не разобрать слов; хлопнула дверь машины, раздался металлический скрежет, а затем звук открывающейся железной двери или ворот. Полоска света исчезла. Ей не хватало воздуха, она подумала, что вот-вот может задохнуться. Раздался рев мотора. Милли поняла, что шкаф оказался внутри грузовика. Машина тронулась с места. Она попробовала закричать, но кто сможет услышать ее, когда вокруг целая симфония звуков самого Мумбаи? Милли все кричала и стучала кулаками по стенкам шкафа, но в такой тесноте она не могла замахнуться так, чтобы получился сильный удар… Кто же услышит ее приглушенные крики из деревянного гроба, когда вокруг стоит такой гул?
Она стояла в кузове грузовика и держалась руками за металлические решетки, располагавшиеся между ней и местом для водителя. Биней был рядом и сидел, держась рукой за бортик. Дверцы альмираха были открыты, внутри него лежали два пакета с вещами Милли. Она молча вдыхала полной грудью горячий воздух, наполненный пылью и выхлопными газами. Ее глаза были широко открыты и бегали по сторонам, с любопытством осматривая тот мир, в котором она оказалась. Девушка чувствовала себя маленькой, но переполненной жизненной энергией, словно была крошечным воробышком на большой ладони. Когда она попыталась заговорить, ее голос был настолько тихим, что она словно шептала что-то самой себе:
– Он такой огромный. Мы здесь потеряемся.
Биней, который ее не слышал и даже не понял, что она что-то говорила, сказал ей:
– Мы скоро будем в районе Бандра.
Милли села и обхватила колени двумя руками. Вокруг было так много машин, так много людей.
– Посмотри, там море, – сказал ей Биней. – Ты видела когда-нибудь море?
Это и было море? Вот это большое бескрайнее озеро?
9: Дом
Сабина нашла Милли новую работу спустя две недели после ее побега из дома Вачани. Биней успокаивал Милли, говоря, что бывшие работодатели ни за что не смогут их найти, ведь про него никто ничего не знал – ни кто он такой, ни где работает, ни где живет, да и какова была его роль в побеге. Они поженились через неделю после того, как Милли устроилась на новое место работы на шоссе Маунт Мэри, которое находилось в десяти минутах ходьбы от ее нового дома – джопри, располагавшихся между фешенебельным оте лем Тадж Лэндз Энд и набережной района Бандра. Милли нужно было работать в семиэтажном здании под названием Си Крест, и не предполагалось, что она будет там ночевать. Каждый день Милли рано вставала, где-то в шесть утра, и уходила готовить завтрак семье из четырех человек – мужу с женой и их детям. Хозяин уходил на работу в семь тридцать и забирал детей с собой, чтобы по дороге в офис отвезти их в школу. Еще час Милли занималась уборкой, чисткой или глажкой; нередко у нее было сразу несколько поручений. К восьми тридцати она обычно заканчивала свою работу. Биней, который работал по вечерам на Пали Хилл, в ресторане, еще спал, когда она возвращалась с работы.
Безусловно, она думала о своем доме в деревне, но никогда при разговоре не называла его гхар
[129], только гаон
[130]; джопри в Бандре теперь стали ее единственным домом. Трущобы пересекали три узкие дороги; чтобы описать их ширину, достаточно было представить человека среднего роста, лежащего на них поперек. Милли ничего даже не приходилось себе представлять: она неоднократно видела пьяных мужчин, которые так лежали и перегораживали собой путь.
Дома – скорее комнаты для каждой семьи – располагались вдоль этих дорог и были плотно прижаты друг к другу. Размеры этих комнат были самыми разными, точно так же как и количество проживающих в них людей – в некоторых комнатах жило по двенадцать человек. Стены были сделаны из кирпича, и большинство из них покрыты краской: у кого-то стены были ярко-синие, у кого-то розовые или зеленые, у некоторых просто побелены. Такая плотность застройки – комнаты были не только по бокам, но еще и примыкали друг к другу сзади – привела к тому, что ко входу вели еще более узкие дорожки, по которым невозможно было пройти сразу двоим. В сезон муссонов эти паутино образные тропинки полностью затапливало водой.