– Не давите так сильно на палку! – крикнул Салим. – Просто держите ее так, чтобы он не смог шевелить головой.
А он больше и не двигался, если, конечно, не считать движением те конвульсии, которые волнами проходили по всему его телу и отзывались грудным отрывистым шипением. Пятеро взрослых мужчин пытались управиться с маленьким медвежонком: зрелище было форменным издевательством над масштабом и пропорциями – все это скорее походило на то, если бы по мухе стреляли из пушки. Четырьмя быстрыми, но мощными ударами Салим с помощью короткой палки выбил животному клыки. Шипение превратилось в странное скрежетание. По розовой пасти лентами раскинулись красные струйки крови. Смешиваясь со слюной, они стекались к уголкам пасти. Салим намотал ткань на свою правую руку, вынул железный прутик из огня и немного подержал его в руках: как только он его вытащил, один конец прутика был пунцово-красным, а затем превратился в угольно-черный. Салим закрыл глаза и начал произносить что-то шепотом, будто вошел в транс. Толпа, стоявшая вокруг, замерла в ожидании. Сосны, которые шевелил легкий ветер, чуть слышно шелестели. Дети Лакшмана и Рамлала, младенцы, сидевшие на руках у матерей, деревенские мальчики и девочки образовали небольшой отдельный круг. Салим открыл глаза – они были расфокусированы и смотрели вперед так, будто могли узреть нечто недоступное простому глазу. Даже сосны затаили дыхание. Он издал демонический крик и движением, казавшимся чересчур медленным после такого звука, просунул горячий конец прутика через темно-серые ноздри медвежонка, затем, вытащив его, просунул снова, но уже на пару сантиметров выше, проделывая отверстие в кости животного.
Тишину пронзил неистовый детский вопль. Медвежонок даже не мог шелохнуться – все его тело крепко прижимали к земле. Лакшман чувствовал слабые рывки лапы, которую он держал, будто бы бушующий ураган докатился до него легким бризом. Из открытой красно-розовой пасти животного сочилась жидкость. Его морда замерла в какой-то неестественной гримасе, казавшейся скорее ликованием, нежели ужасом, но леденящий душу вой, смешанный с клокочущим скрежетом, выдавал истинное положение дел. Затем в нос Лакшмана ударил неприятный запах – он посмотрел вниз и увидел, что медвежонок стал испражняться и вдобавок мочиться, но эти несколько капель даже не попали землю.
– Держите, не отпускайте его. Только не давите слишком сильно, – приказал Салим.
Затем он отрегулировал длину веревки, дополнительно сдобрил ее горчичным маслом и стал просовывать ее в проделанное отверстие в носу. Раскаленный металл тут же прижег рану, поэтому крови там не было, но чувствовался слабый запах сожженной плоти. Лакшман решил посмотреть в глаза животному – они то щурились, то сжимались, то были широко раскрыты. Зрачки бешено смотрели то влево, то вправо. Со лба Лакшмана упали пару капель пота прямо на шкуру медведя. Салиму никак не удавалось просунуть веревку в отверстие – с этим возникли некоторые проблемы. Он пробовал один раз, второй, третий, чертыхался, но только с четвертой попытки у него это получилось. Лакшман никогда прежде не слышал ничего похожего на тот звук, что издал медвежонок, – это был слабый возглас, как будто у зверя иссякла вся энергия. Салим протащил веревку, вышедшую с другой стороны, и стал выравнивать оба конца так, чтобы их длина была более-менее одинаковой.
– Боль… – начал было Лакшман, но не смог больше сказать ни слова. Он прокашлялся, собрал мысли в кучку и спросил у Салима: – С ним же будет все хорошо, да? Это быстро заживет?
Салим улыбнулся. Его улыбка отдавала презрением и безусловным превосходством.
– Это же животное, у них боль быстро проходит. Вы когда-нибудь слышали, чтобы дикие звери, живущие в лесах и на улицах, обращались к ветеринару? – Он засмеялся над собственной шуткой. Его хохот был каким-то сухим, безжизненным и дурацким. – На них все быстро заживает, они сильные. Это мы, люди, слабые. Через несколько дней с ним уже все будет в порядке. Никого к нему пока не подпускайте. Оставьте его в ящике и ухаживайте за ним только сами, больше никому не разрешайте.
Затем Салим предупредил мужчин, что собирается вытащить палку из пасти медведя; им нужно было одновременно убрать руки с его лап и тут же уйти в сторону.
После этого произошло нечто очень любопытное – медвежонок тут же прижал лапы к себе, но не встал, а все так же остался лежать на спине, моргая и смотря по сторонам.
Толпа оживилась:
– Он сейчас убежит. Не дайте ему этого сделать. Встаньте плотнее.
– Только не подходите близко, он может укусить. Держитесь в стороне.
– Аррэй, почему он не встает? Он там сдох, что ли?
– Нет, ты чего, он же лапами шевелит, видишь?
– А когда он начнет танцевать? Сразу как встанет?
Прошло много времени, прежде чем медвежонок встал. Многие уже начали считать его мертвым, но он, сначала перевернувшись на один бок, затем на другой, замер на пару секунд и стал подниматься, но тут же свалился. Толпа мгновенно оживилась. Он попытался встать снова, но веревка, продетая через нос, силком потянула его к земле. Медвежонок закачался и снова упал.
– Он хочет потанцевать, – сказал кто-то из толпы, – но еще толком не научился это делать.
– Да нет, чтобы он танцевал, его нужно научить этому. Каландар его всему научит.
Медвежонок перестал визжать и теперь скулил. Его пасть была открыта, и он дышал, как запыхавшаяся собака.
– Теперь тебе нужно дать ему имя, – сказал Лакшману Салим. – Этот медведь твой на всю жизнь.
– Раджу, – ответил Лакшман. – Его зовут Раджу.
В последующие несколько дней Салим рассказывал Лакшману, как правильно управляться с животным – как должна быть закреплена веревка в носу, как правильно привязать намордник к поводку, – поделился необходимой информацией о том, как зверю нужно питаться и в каких условиях его следует содержать, как обращаться со специальной палкой, которую нужно привязать к поводку, чтобы она, с одной стороны, помогала вести за собой медведя, а с другой – защитила Лакшмана, если вдруг зверь на него набросится. Хотя, по заверению Салима, это было практически исключено, так как теперь Раджу воспринимал Лакшмана как своего хозяина и готов был сделать все, что только его господин пожелает.
– А вы сможете дать мне эту специальную палку? – спросил Лакшман.
– Где же я ее тут найду? Я смогу ее достать только в своей деревне. Да и к тому же вы должны мне денег.
Напоследок Салим напомнил Лакшману:
– Не забывайте, что медведь – властелин подземного мира. Идолопоклонники и кафиры поклоняются ему, так как считают, что он всемогущ.
Сказав это, он ушел.
Ночью Лакшману снилось будто за ним гнались челюсти, внутри которых вместо зубов росли сосны, так и норовившие размолоть его на части. Потом сон переменился, но детский плач разбудил его, и он никак не мог вспомнить, что происходило дальше. Во рту был металлический привкус. Может, ему снова снился его брат? Казалось, его грудь сдавливал огромный невидимый камень, который медленно вдавливался все глубже в тело, будто пытался растолочь его в порошок. Не выдержав, Лакшман поднялся и вышел на свежий воздух. В кромешной тьме он с легкостью ориентировался по памяти. Подойдя к дереву он помочился, широко расставляя ноги, чтобы стекающая на землю струя не намочила ступни. Теплая струя издавала звук, который, пробивая почву, нарушал тишину ночи. Когда он закончил, то его глаза уже начали потихоньку привыкать к темноте. В слабом сиянии звезд он увидел Раджу. Маленький черный комочек лежавший на спине в овощном ящике был привязан к баанджу.