Всешутейший собор - читать онлайн книгу. Автор: Лев Бердников cтр.№ 67

К еротоидам может быть непосредственно отнесена и следующая филиппика Сумарокова:

Упражнялся Струйский и в сочинении анакреонтических од, введенных в русскую поэзию Сумароковым и разработанных потом в творчестве его последователей – М.М. Хераскова, А.А. Ржевского, И.Ф. Богдановича, Н.А. Львова, Г.Р. Державина и др. Оды его вполне заурядны и писаны традиционным «анакреонтическим стихом» (преимущественно трех- или четырехстопным хореем с женскими окончаниями без рифм), но сохраняя при этом все особенности его «гнусного склада». «Оригинальность» же их в том, что они вновь нарушают требования, предъявляемые к жанру: «Краткость, приятность и некоторая небрежность суть правила анакреонтической поэзии» (Н.Ф. Остолопов). Поясним, что «небрежность» здесь – категория эстетическая, в то время как словесные ухищрения Струйского законам красоты никак не подвластны. Судите сами:

Существует предположение, что Струйский решает завести в Рузаевке собственную типографию, потому что ни одна другая не бралась печатать его бездарные опусы. Это неверно и фактически (большинство его произведений изданы в типографиях Московского универистета, Академии наук и особенно И.К. Шнора), и ошибочно по существу, ибо главной причиной запрета публикаций в конце XVIII века были гонения цензуры. А с цензурой у Николая Еремеевича, обуреваемого своего рода «инстинктом верноподданности», трений никогда не было. Он и по меркам того времени придерживался крайне реакционных взглядов, что дало основание историку В.О. Ключевскому назвать его впоследствии «отвратительным цветом русско-французской цивилизации». Он громит Великую французскую революцию, обрекшую на смерть короля Людовика XVI:

А на казнь Марии Антуанетты он откликнулся сочинением с характерным названием: «На цареубийц. На извергов рода человеческого». Он вообще аттестует французов беззаконниками и безбожниками:

Приверженец традиционного христианства, он порицает модные тогда философско-теологические теории:

Струйский гневно бичует трагедию Я.Б. Княжнина «Вадим Новгородский», в которой усматривает республиканские идеи. Выступая ревностным защитником самодержавия, он в сердцах восклицает:

Николай Еремеевич писал величальные оды и так называемые стихи «на случай» августейшим особам России: великому князю Павлу Петровичу, венценосным парам Александру Павловичу и Елизавете Алексеевне, Константину Павловичу и Анне Федоровне. Он воспевал «великолепного князя Тавриды» Г.А. Потемкина, влиятельного обер-шталмейстера Л.А. Нарышкина, известного мецената И.И. Шувалова и др. Но наипервейшим его адресатом была императрица Екатерина Великая, которой наш пиит посвятил непосредственно добрый десяток своих сочинений; кроме того, большинство изданий, в золотом обрезе, в роскошных кожаных переплетах, он верноподданнейше подносил монархине.

Мало того, Струйский рассудил за благо открыть в Рузаевке собственную типографию. Как же пришел он к такому решению? Поиски ответа на вопрос в его сочинениях – увы! – не дали результата, хотя здесь есть и стихи с, казалось бы, подходящим названием: «На расставание с книгою. Елегия». Но пьеса эта есть не что иное, как лишенный всякой логики набор противоречащих друг другу фраз с произвольной, необъяснимой пунктуацией. Читаем:

Думается, что причины предпринятого Николаем Еремеевичем шага коренятся в его читательской ориентации, которая поддается воссозданию благодаря косвенным данным. Факты свидетельствуют: как ни презирал он массового читателя, как ни ополчался против «невежд», тем не менее отводил себе роль «просветителя» (он очень любил это только что вошедшее тогда в употребление слово и считал его для себя высшей похвалой). Струйский верил в свое творческое долголетие. Он писал:

Есть основания думать, что он был снедаем и славолюбием (говоря о Сумарокове, он с каким-то особым удовольствием подчеркивает все, что относится к его «гремящей славе»). Однако, хотя некоторые свои сочинения наш герой прямо адресовал «любезным потомкам» (а это уже претензия на бессмертие), он не мог не видеть своей стойкой непопулярности в настоящем. По-видимому, понять собственное несовершенство Струйский никак не мог – виноваты были, конечно же, «невежды», не способные оценить всю прелесть его творений. Вот для таких-то неискушенных книгочеев он нашел остроумный выход – сопровождать текст изобразительным рядом, причем иллюстрации должны были быть самого высокого качества. Сказано – сделано: Николай Еремеевич спознался с лучшими граверами и рисовальщиками своего времени: И.К. Набгольцем, Х.Г. Шенбергом, Г.И. Скородумовым, Е. Озеровым. Он даже отдал своего крепостного, даровитого А.А. Зяблова, на выучку известному Ф.М. Рокотову, под руководством которого тот постигал секреты живописного искусства.