– Ваши люди тоже с этим не справились, – возразил Маккон. – Рейдон сказал, что вы пытались арестовать его у него на квартире. Это вы заставили его насторожиться.
Видаль сделал вид, что ничего не слышал.
– Сегодня протестантская армия войдет в город. Мы ждем их, и это даже нам на руку: ситуация зашла в опасный тупик, и этому необходимо положить конец, чтобы Тулуза снова стала целиком и полностью католической, – но это значит, что у нас есть всего несколько часов на то, чтобы вернуть плащаницу.
– Плащаницу! – всплеснул руками Маккон. – Ну почему вы так зациклились на какой-то тряпке?! Вы же умный человек, Валентин. Не можете же вы и в самом деле верить, что она что-то значит?
– Вы говорите как один из них, Джаспер. Недаром же вы провели столько времени в обществе гугенотов. Они обратили вас в свою веру? Вы теперь один из них?
– Вы меня оскорбляете.
– Я остановил свой выбор на вас, потому что вы произвели на меня впечатление человека, который верит исключительно в деньги. Грех не столь серьезный, как ересь, но все же грех.
– Никто никуда меня не обратил. Я по-прежнему к вашим услугам.
Видаль щелкнул пальцами. Бональ открыл дверь, и вошли двое вооруженных солдат.
– Вы мне больше не нужны, Маккон.
– Монсеньор! Прошу вас. Я постараюсь…
– У нас тут очередной еретик, которому следует дать шанс раскаяться в своих ошибках. Уведите его.
Маккон попытался бежать. Бональ подставил ему подножку, тот споткнулся, и стражники схватили его.
– Я честно вам служил! – закричал он. – Я честно служил вашему делу!
Видаль начертил в воздухе крестное знамение:
– Да смилостивится над вами Бог.
Стражники поволокли сопротивляющегося Маккона, который все еще пытался доказать свою невиновность, прочь, а Видаль принялся снимать с себя церковное облачение. Следовало избавиться от всего, что могло выдать в нем священника.
– Приготовь карету и принеси мне мою дорожную одежду, Бональ, – распорядился он. – Я уезжаю из Тулузы.
– Хорошо, монсеньор. – Слуга поколебался, потом спросил: – Могу я поинтересоваться, куда мы едем, чтобы лучше понимать, что брать с собой для того, чтобы обеспечить вам комфорт и безопасность в путешествии?
– Для начала мы поедем в Каркасон. Логично предположить, что девчонка направится именно туда.
– Вы полагаете, что это ее солдаты упустили на мосту?
– К сожалению, да.
– И что Рейдон передал плащаницу ей?
Видаль нахмурился:
– Если торговке цветами можно доверять, то да.
Пальцы Боналя невольно скользнули к повязке, которой была замотана его рука.
– Он опасный противник.
– Он ничтожество, – отрезал Видаль.
– Как скажете, монсеньор.
– Из Каркасона мы отправимся в Пивер и останемся там до тех пор, пока в Тулузе снова не станет безопасно. – Видаль улыбнулся. – Горный воздух полезен для здоровья.
Пивер
Алис была подавлена.
Неделя шла за неделей, а от Мину по-прежнему не было ни слуху ни духу. Мину любила ее – разве она не была ее любимой сестричкой? – но Алис уже начинала терять надежду. А леди Бланш – терпение. Служанки говорили – она часами простаивала на вершине башни, высматривая, не покажется ли кто-нибудь на дороге, ведущей в замок.
Алис услышала, как скрипнула дверь старого дома, и через двор бросилась к цитадели. Она уже несколько недель хотела увидеть галерею для музыкантов. Подвыпив, нянька принималась рассказывать о былых днях, когда все окрестные певцы и исполнители собирались там, чтобы потешить своим искусством обитателей замка. О сводчатых потолках, на которых играл неверный огонь свечей, и об искусной резьбе, покрывавшей карнизы и колонны, любоваться которой можно было бесконечно. Алис очень хотелось увидеть все это собственными глазами. Она побежала по длинной крутой лестнице. Парадный вход венчал герб де Брюйеров, на котором был изображен какой-то когтистый зверь. Алис он показался уродливым.
Она толкнула тяжелую деревянную дверь и вступила в нижний зал башни. Все было тихо. Ниоткуда не доносилось ни звука, не было никаких признаков того, что здесь вообще кто-то есть. Алис запрокинула голову, глядя на винтовую каменную лестницу, круто уходящую ввысь и теряющуюся в темноте. На втором этаже располагалась часовня, а хоры находились над ней. Алис знала, куда идти. Самый последний лестничный пролет вел на крышу.
Положив левую руку на стену, чтобы не упасть, Алис начала подниматься. Круг за кругом, все выше и выше. На одинаковом расстоянии друг от друга в толстых стенах были пробиты узкие окна, похожие на стрельчатые смотровые щели в бастионах Ситэ. Ступени под ее ногами были неровными, стоптанными поколениями солдат и членов семейства Брюйер, но Алис была осторожна, чтобы не поскользнуться.
Поднявшись на второй этаж, она остановилась, чтобы заглянуть в часовню. На замковом камне над входом было выбито изображение какого-то святого, сражающегося со львом. За порогом квадратной комнаты виднелся высокий стрельчатый потолок и небольшой алтарь, залитый солнцем.
Алис переступила через порог и оказалась внутри.
В обеих концах комнаты было по большому окну со скамьями-подоконниками. Из северного окна открывался вид на лес и долины, расположенные внизу, под замком. Южное окно выходило на деревушку Пивер; лучи заходящего солнца окрашивали стекло в нежный розовый цвет.
Алис пересекла комнату. На стене за алтарем висел гобелен. Она подошла ближе и остановилась под ним. На ткани золотом были вышиты стихи из Книги Екклесиаста.
– Всему свое время, и время всякой вещи под небом, – нараспев начала читать Алис. – Время молчать, и время говорить; время…
– Как ты посмела явиться сюда!
Вздрогнув от неожиданности, девочка обернулась. К ее ужасу, на каменной скамье под южным окном сидела Бланш де Брюйер, держа в руке письмо.
– Я… я не хотела ничего плохого, – заикаясь, выдавила Алис.
– Тебе было велено никуда не выходить из своей комнаты.
– Простите, – пролепетала Алис, мелкими шажками пятясь назад. – Я просто хотела посмотреть, где были музыканты…
– А что ты тогда делаешь в часовне? – резким тоном произнесла Бланш. – Ты пришла помолиться? Ты хорошая девочка? Ты почитаешь Бога? Боишься Бога?
– Я не знаю, – сказала Алис, делая еще шаг назад.
– Подойди сюда.
Страх пригвоздил Алис к месту. Она видела, что Бланш очень рассержена. В ее лице не было ни кровинки, под глазами залегли темные тени. Она расслабила ворот своего платья, а лоб ее блестел от испарины.
– Вам нехорошо? – вырвалось у Алис, прежде чем она успела спохватиться.