В последующие несколько суток Мину почти не смыкала глаз. Едва ей стоило задремать, как девушку начинали одолевать сны, полные крови и кошмаров. Ей снился то Эмерик, избитый и истекающий кровью, то Пит в кольце подступающего все ближе и ближе огня, то Алис со следами удавки на шее, то Сальвадора, распростертая на земле в луже собственной крови. И Бланш с распоротым животом, с улыбкой наблюдающая за тем, как из нее по капле утекает жизнь – ее собственная и ее нерожденного младенца.
Чтобы заставить тьму отступить, Мину говорила с Питом. Изливала все, что было у нее на душе. Все, что она услышала от отца, и от тетки, и от Бланш тоже. Все, что узнала на собственном опыте. Говорила, чтобы не дать темным воспоминаниям захлестнуть ее.
Со временем должно было стать легче. Так сказал ей отец.
На закате последнего вечера Мину поднялась на крышу цитадели, откуда открывался вид на восхитительный пейзаж. Она смотрела на краски лета: зелень лугов с вкраплениями розового и желтого, серебро реки Бло, несущей свои воды через долину, медь заката над холмами, – и думала о своих матери и отце. И о женщине с разными глазами, которая умерла, давая ей жизнь.
Она думала о том, что истинная любовь тиха. Что это не пыл и страсть из старых сказок, которые ярко горят и быстро выгорают, а способность понимать друг друга без слов и на долгие годы оставаться друг другу товарищами. Она думала о мужчине, которому предстояло стать ее мужем.
Мину еще долго стояла так, глядя, как солнце опускается за край земли на западе. Потом на востоке над обугленными останками леса взошла серебристая луна. И тогда ее мысли вернулись к Питу и к тому, что они вдвоем могут построить здесь, в Пивере.
Мину дождалась, пока все не собрались во дворе замка, потом поднялась на крыльцо цитадели, чтобы обратиться к толпе.
На нее смотрело море лиц. Ее родные знали, что она собирается сказать, но замковая челядь и жители деревни смотрели на нее с настороженностью, а некоторые даже с опаской. Среди них была и небольшая группка молодых мужчин, которые служили семейству де Брюйеров и которых убедили вернуться, пообещав, что они не понесут наказания за то, что покинули свои посты.
Алис широко улыбалась. Мадам Нубель с Беранже стояли рядышком, так близко, что у Мину возникли кое-какие вопросы. Ее тетка, хотя и сидела с закрытыми глазами и выглядела явно утомленной, при всем при том не упустила случая отчитать Эмерика за то, что тот горбится. К радости Мину, ее отец с Питом стояли бок о бок. Они уже успели обнаружить, что у них много общего, и отец от чистого сердца благословил их брак. Сейчас Бернар стоял с гордым видом, а Пит явно нервничал.
Мину вытащила из кармана завещание, хотя в этом не было никакой необходимости. Ашиль Лизье уже успел раззвонить о его условиях в деревне всем и каждому. И тем не менее мысль о том, что его держали в руках Маргарита и Флоранс, до странности грела Мину душу. Для нее оно стало чем-то вроде талисмана.
– Друзья, – начала она, – мы сегодня не станем говорить об ужасных событиях, которые разыгрались здесь. Они оставили свой след в душе каждого из нас. Все мы были их свидетелями. То, что мы пережили, – страх и утрату, гнев и сочувствие – все эти чувства останутся с нами на долгое время. Мы горюем, но мы исцелимся. Мы все преодолеем.
Мину сделала паузу. Слова, которые она не раз повторяла про себя, застряли у нее в горле. Кто она такая, чтобы произносить вслух подобные вещи? Кто она такая, чтобы хотеть подобных вещей?
Потом она поймала взгляд Пита и увидела, что он улыбается. Она медленно подняла руку и приложила ее к сердцу. У нее было такое чувство, что призраки всех, кого они потеряли, стоят у нее за плечом, и в это мгновение они были для нее так же реальны, как и все эти лица, устремленные на нее.
– Сейчас мы все должны смотреть в будущее, – произнесла она окрепшим голосом. – Я ни к чему из этого не стремилась. Я не хотела стать хозяйкой Пивера и этих земель, но это бремя легло на мои плечи. И я его принимаю.
По толпе пробежал шепот. Мину увидела, как Беранже нахмурился и попытался призвать людей к тишине. Его решимость защищать ее всегда трогала девушку.
– Мы, – продолжила она и, протянув руку, пригласила Пита выйти вперед, – мы хотим, чтобы Пивер стал местом, где мог бы найти прибежище любой нуждающийся, будь он католик или гугенот, иудей или мавр. Любой человек, оказавшийся без крова из-за войны или гонений. То, что произошло в Тулузе, никогда не должно повториться снова.
Пит кивнул, и она перевела дух.
– Поэтому я скажу вот что. Любой из вас, кто сейчас пожелает уйти, может беспрепятственно это сделать. Никто не бросит в вас камень. Тем же из вас, кто пожелает остаться и служить, добро пожаловать!
На мгновение воцарилась гробовая тишина. Потом один из солдат помоложе вышел вперед и склонил голову:
– Моя шпага к вашим услугам, моя госпожа.
– И моя тоже! – послышался еще чей-то голос, и еще, и еще.
Но громче всех прозвучал голос Эмерика:
– И моя тоже, сестра.
Алис захлопала в ладоши, затем к ней присоединился их отец и мадам Нубель, пока в конце концов вся площадь не взорвалась аплодисментами и приветственными криками. Мадам Буссе размахивала своим веером. Даже Беранже улыбался.
– Хорошо сказано, моя Владычица Туманов, – прошептал ей на ухо Пит и спустился на траву. – Хозяйка замка Пивер.
Эпилог
Замок Пивер
Воскресенье, 3 мая 1572 года
Семь часов вечера. Женщина, известная теперь как Маргарита де Пивер, стоит на крыше цитадели, устремив взгляд в сторону Шалабра.
Ее семилетняя дочка Марта, названная так в честь матери Пита, нетерпеливо переминается с ноги на ногу рядом с ней в ожидании гостей.
– Reste tranquille, petite
[35].
– Я и так стою спокойно!
– Они скоро уже приедут.
Далеко внизу Мину видит Пита – он с их двухлетним сыном Жан-Жаком на плечах руководит приготовлениями во дворе замка. С такого расстояния оба они кажутся крошечными, но она и так помнит каждую морщинку на лице мужа, каждую его улыбку, каждую ямочку на щеках сынишки.
Подходит к концу еще один прекрасный день в горах. Над их головами шатром раскинулось бескрайнее синее небо, в лесу гуляет легкий ветерок, колышет листву, мерцающую серебристой изнанкой, рождает шорохи. От обугленных буков и ольхи не осталось и следа, равно как и от елей и стройных дубков, которые когда-то росли тут, хотя Мину кажется, лес до сих пор хранит память о том, что случилось тут десять лет назад, – в коре своих самых старых деревьев, в земле и во вновь разросшихся лишайниках.
В духе старых суеверий гор на поляне вырос небольшой алтарь в память о тех, кто погиб здесь в тот майский день тысяча пятьсот шестьдесят второго года. Мину этого не поощряет, но женщины приносят сюда букетики полевых цветов и яркие ленты, а также стихи на древнем языке, чтобы отпугнуть духов. Чтобы мертвые продолжали спокойно спать в сырой земле. И одна лишь Мину в годовщину смерти Бланш де Брюйер приносит цветы на ее могилу.