– Ну точно, – пожал он плечами. – Промазал.
При всех своих недостатках папа оставался папой. Он не только поддавался, чтобы выиграла я, но еще и подтасовывал результаты, чтобы иного варианта просто не было.
У меня есть люди. Те, кто любит меня. Кто обманывает, чтобы проиграть. И вот это, Из, и отличает меня от Теневого Пацана. И полагаю, именно это и прогнало грозу.
Говорят, я больна. Папа в этом уверен. По его настоянию последний год или около того я сидела на таблетках.
Дерьмо.
Констебль Ренди возвращается.
Короче говоря, больше я лекарства принимать не буду, потому что они мне не нужны. Так думала мама. И доктор Макунди.
Имя им «Абилитол»
И это Причина № 7.
До связи,
Мэри Ирис Мэлоун,
медведица гризли
– Закончила?
Я киваю, убираю дневник и окидываю офицера саркастичным взглядом. (Самым лучшим.) Мы не подозреваемые – факт, на который нам указали дважды, прежде чем засунуть в допросную, – но это не помешало Свету Независимости относиться к нам с Уолтом как к последним мерзавцам.
– Хорошо. – Офицер Ренди втискивает свое неуклюжее тело на стул напротив. – И как бы ты поступила на моем месте?
Я хочу уточнить, какое место он имеет в виду. Предположительно, ему самое место среди воздушных шариков на ниточке. Серьезно, я в жизни не видела такой гигантской головы при столь тощем теле. Как будто кто-то схватил его и надул через пальцы на ногах. Разумеется, при такой башке тело скрутило жестким сколиозом.
– Не понимаю, в чем проблема, – говорю я. – Мы уже рассказали обо всем, что произошло на крыше. Вы не можете держать нас здесь, мы не сделали ничего плохого.
Ренди перекладывает на столе бумажки. Черт, глядя на его гигантскую голову, я почти жалею, что не посмотрела на дурацкое затмение широко распахнутыми глазами.
– Знаешь, что я сделал вчера? Арестовал педофила. Так что прости, если я недостаточно радушен.
Слова офицера Ренди отбрасывают меня в недавнее прошлое. («Я хочу стать твоим другом, Мим. А ты моим?») А щелчок кубика Уолта возвращает обратно.
После нескольких секунд тишины Ренди вздыхает и говорит:
– Ну ладно, слушайте. Что у меня на руках? Двое несовершеннолетних, вовлеченных в вероятную попытку убийства.
– Чувак. Мы жертвы, а не убийцы.
– Я в курсе. И при нормальных обстоятельствах я бы позвонил вашим родителям, объяснил ситуацию, велел ждать звонка от адвоката и отпустил бы вас на все четыре стороны. Но, похоже, обстоятельства далеко не нормальные. Обстоятельства крайне странные.
«Если бы только знал, констебль…»
– Потому что, стоит мне задать вам простой вопрос – как зовут, откуда вы, где ваши родители? – вы тут же замолкаете. Ахав поручился за вас обоих, говорит, что вы направляетесь в Айову или вроде того, но он кретин. И этого в любом случае мало, чтобы…
– В Кливленд, – поправляет Уолт.
Ренди хмурится:
– Что?
– В Кливленд, а не в Айову. – Уолт еще ниже опускает голову, всецело сосредоточенный на своем кубике.
«Соображай быстрее, Мэлоун». Я наклоняюсь к столу и понижаю голос:
– Ладно-ладно. Меня зовут Бетти, офицер, а это мой брат Руфус, и мы из Кливленда. Несколько лет назад я самодиагностировала себе комплекс заброшенности и…
– Самодиагностировала? – перебивает Ренди.
– А я что сказала?
– Ты сказала «самодиагностировала».
– Ну да.
Уолт рядом со мной решительно кивает.
– Словом, – продолжаю я, – после смерти родителей брат попал под мою опеку.
– Сколько тебе лет, Бетти? – Ренди что-то строчит в блокноте.
– Восемнадцать, – говорю я, с трудом сохраняя лицо. – Потому я и взяла Руфуса под крыло. Но недавно у меня случилось несколько приступов осознания заброшенности… мерзкая хрень, понимаете? И вот мы едем в Бойсе, чтобы жить с тетушкой Герти. У меня есть работа в сети «Принглс», и тетушка позволила нам поселиться в комнатке у нее над гаражом.
Ручка Ренди резко замирает.
– Бойсе в Айдахо, – шепчет он, и по огромному лицу расползается улыбка, мол, ага, попалась. – Ахав говорил про Айову.
Я прокашливаюсь и скрещиваю руки на груди:
– Что ж, как вы и сказали, офицер, Ахав кретин.
Ренди трет выпуклый лоб. «Господи, прошу, пусть он купится…» Черт знает, какую цепную реакцию способен запустить любопытный коп из северного Кентукки, но со своей Целью я тогда точно могу распрощаться.
– Так, ждите здесь, – говорит Ренди. – Я пойду свяжусь с капитаном. Посмотрим, можем ли мы как-нибудь доставить вас в Бойсе.
Человек-воздушный-шар выплывает из комнаты. Я вскакиваю и, высунув голову за дверь, вижу, как он исчезает за углом.
– Итак, Уолт, слушай…
Я оборачиваюсь, ожидая, что он где-нибудь в Ла-ла-ленде со своим кубиком, но Уолт стоит прямо за мной. С чемоданом в руке. Благослови его бог.
– Мы не арестованы, но, похоже, нам придется совершить побег из тюрьмы. Ты со мной?
– Эй, эй, да. – Он подпрыгивает на пятках.
Я закрываю здоровый глаз и призываю каждую каплю скрытности, скорости и решимости в запертые в кроссовках ступни. Мама – пламя моего запала, ветер в моем парусе, тиканье часов в моем ухе – больна. День труда через двое суток. Сорок восемь часов. Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох. Я заряжена энергией. Возбуждена. Мобилизована, окислена и полностью готова.
Я Мэри Ирис Мэлоун – сама решимость.
Мои верные кроссовки шагают в коридор и ведут нас вперед (всегда вперед!) по небольшому беспокойному городку полицейского участка Независимости. Мы пролетаем мимо пуленепробиваемого окна, защищающего арестованные отбросы общества; мимо кухни размером со шкаф с ее мерзким кофе и круглой коробкой дневных пончиков. Приподнятые духом, в режиме «скрытно», по белым волнам адреналина, мы следуем за моими верными друзьями на липучках в фойе участка. Мимо старушки, рыдающей о потерянной кошке; мимо развратного ковбоя (ковгерлы?) неопределенного пола; мимо шикарного парня с подбитым глазом…
Я застываю как вкопанная. Уолт врезается мне в спину, хихикает.
Парень с фингалом. Тот самый – «17С» из автобуса.
– Вперед, – говорит Уолт, все еще приглушенно посмеиваясь. – Мы сбегаем из тюрьмы.
Вцепившись в мой рукав он тянет в двери каждую мою частичку. Кроме сердца.