Исход - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Говард cтр.№ 106

– Я не знаю, с чего начать.

– Можете начать с чего угодно. Расскажите мне, какие ощущения вызывает у вас собственная жизнь.

После этого оказалось, что находить верные слова ей не составляет труда. Поначалу она очень боялась, что он сочтет ее испорченной и никчемной, если она будет откровенной с ним, поэтому старалась какой-нибудь репликой упредить превратные суждения. Чем-нибудь вроде «так что, как видите, я даже не хотела иметь ребенка, хотя и понимала, что Майкл может погибнуть». Или про свою связь с Рори: «Как видите, я изменила Майклу примерно через два года после того, как мы поженились». Очертя голову она продиралась сквозь свои провинности, перечисляя их не в хронологическом порядке, а скорее по степени тяжести. И пристально наблюдала за ним в ожидании хоть какой-нибудь реакции, но выражение внимательного интереса на его лице оставалось неизменным. Она приходила к нему дважды в неделю на час и после первых двух-трех сеансов начала с нетерпением ждать, когда же он вынесет вердикт ее жизни и объяснит, что делать дальше. Но этого все не случалось и не случалось: иногда он задавал вопросы, но и только. Она начала раздражаться, и когда недель через шесть после первого сеанса он спросил – ни с того ни с сего, без всякой связи с тем, что она рассказывала, – в каких она отношениях со своим отцом, в ней что-то лопнуло.

– Почему вы просто задаете мне вопросы? Почему не объясняете, что делать? Мне все равно, даже если вы считаете, что я поступала дурно, – потому что это я и так знаю. Почему вы не говорите, что думаете?

Долгое время он смотрел на нее молча. Потом улыбнулся.

– Я здесь не затем, чтобы вас судить, – сказал он. – По-видимому, в вашей жизни и без того хватает судей, начиная с вас. Еще одним из них я не стану.

– Так что же… чем же тогда заняты вы?

– Я здесь, чтобы слушать. Чтобы вы могли выложить то, что у вас на душе, и рассмотреть, что нашлось там. Если бы я говорил: «Вот это хорошо, а это дурно», вам стало бы трудно выкладывать все подряд. По-моему, вам и так нелегко.

– Да ну? – Ей становилось страшно.

– Мне кажется, вы до сих пор так и не рассказали мне, отчего вы особенно несчастны и что сильнее всего тревожит вас.

– Да.

– Дышите, – сказал он. – Дышать полезно.

Она сделала выдох.

– Я не рассказала вам, я не рассказывала никому. Один человек знает, что это было, но я не рассказывала ей, каково пришлось мне, потому что для меня это невыносимо. Это приносило мне столько несчастья, грусти, горечи, и это продолжалось так долго, что в конце концов казалось, что какая-то частица меня умерла, будто я уже больше не испытываю никаких чувств – ни к тому случаю, ни к чему-либо еще, – у нее перехватило горло, она судорожно сглотнула. – Это был такой ужас! Такой кошмар! А я так любила его!

– Любить своего отца – это естественно.

– Моего отца? Речь вовсе не о моем отце! Нет! Я говорю об одном человеке по имени Хьюго. Я рассказывала вам про Рори, так вот это неважно, а про Хьюго даже не упоминала.

И она выложила ему все. До последней мелочи, о какой только могла подумать: когда дошло до последних минут, проведенных с ним, у нее полились слезы, но она продолжала рассказывать сквозь них о поездке в Холихед, об уничтоженном Майклом письме Хьюго, и так далее, до самого обеда в Хаттоне много месяцев спустя, когда она наконец узнала о смерти Хьюго лишь потому, что о ней случайно упомянули за столом. И она сорвалась окончательно, до бесслезных надрывных всхлипов. Потом он сказал, что ей пора, но она может посидеть в соседней комнате, пока не придет в себя. «Если пожелаете». Она вышла и села в совсем темной комнате, где был диван, платяной шкаф с длинным зеркалом в одной из дверц и пустой открытый скрипичный футляр на столе. Но спустя минуту-другую ей расхотелось оставаться здесь, и она ушла. Внутри у нее было легко, выжженно и тихо.

В следующий раз он попросил ее подробнее рассказать, как он выразился, про связь с Хьюго. Ей не хотелось, она считала, что и так уже все рассказала, но он объяснил, что на этот раз желает узнать, каким было ее отношение к происходящему на разных этапах. Это был тупик. Она надулась, и он молчал до конца сеанса. В следующий раз она спросила, чего бы ему еще могло захотеться узнать об этой истории, и он ответил: «То, чего я не знаю».

– Или, – добавил он, видя, что она молчит, – уже рассказанное вами и не понятое мной.

И она вновь начала перебирать подробности: на этот раз без срывов, хоть у нее и наворачивались слезы. Дойдя до уничтоженного Майклом единственного письма Хьюго к ней, она не столько опечалилась, сколько разозлилась на Майкла. А потом оживилась и переполнилась благодарностью к доктору Шмидту, который в то время казался ей самым надежным, понимающим и мудрым человеком, какого она когда-либо встречала в жизни. Замечательно было найти того, кому можно сказать что угодно, и знать, что этот человек всецело заслуживает доверия. К тому времени ему уже было известно про нее то, чем ей и в голову бы не пришло поделиться с кем-нибудь. К примеру, что в постели с Майклом никогда и ничего не получалось.

– Или с Рори? – уточнил он.

– Или с Рори, – согласилась она. – Ведь у большинства людей не так? То есть не так, как у меня?

– Когда вы говорите о «большинстве людей», то подразумеваете, что обязаны быть одной из них. Почему вы так считаете?

– Наверное, потому, что тогда было бы проще подстраиваться.

– Ах вот как. Но в некоторых случаях мы не такие, как большинство людей. Что тогда?

– Не знаю. Мне кажется, вы хоть и задаете мне вопросы, но сами прекрасно знаете ответы на них. И я не вижу в этом смысла.

Он сидел тихо, глядя на нее. Кожа под его черными глазами похожа на кожицу лилового винограда, подумалось ей.

– Я, конечно, понимаю, зачем это вам. Вы хотите, чтобы я додумалась до ответов…

Однажды, когда она пришла к нему, ее распирало от новостей: она уезжала в Нью-Йорк, думала, что на несколько недель, но на сколько именно, не знала. На это он ничего не сказал: вид у него был отсутствующий. В конце сеанса он спросил, не могла бы она приходить в другое время. Скажем, в пять, а не в три? Ей было все равно. Она уже привыкла узнавать по звонку в дверь, что ее сеанс завершен: тогда он шел открывать, проводил нового пациента в маленькую заднюю комнату, где тот оставался, пока она не уходила. Ни с кем из других его пациентов она не встречалась ни разу.

Но во время следующего визита она сразу заметила, что костюм на нем другой, с галстуком-бабочкой, а столик, обычно стоявший между ними, передвинут, застелен ярко вышитой скатертью, и на нем стоит тарелка с двумя ломтиками кекса и два бокала.

– У вас намечается вечеринка? – спросила она, радуясь, что и он ведет обычную светскую жизнь.

Он улыбнулся.

– О да! Возможно. Посмотрим.

Его нападение, когда оно случилось, стало внезапным, без каких-либо предупреждений. Только что он сидел напротив нее, слегка втянув голову в плечи, и уже в следующий миг стоял на коленях, обхватив ее неожиданно сильными руками, за затылок притягивая ее голову к своему лицу до тех пор, пока не коснулся ртом ее щеки, скользнул по ней вбок и вниз к губам. Потрясение было настолько велико, что, пока происходили все эти телодвижения, которые, казалось, заняли немало времени, она сидела как парализованная. Однако едва он присосался к ее губам, Луиза принялась отбиваться, отталкивала его ладонями, но слабо, потому что он удерживал прижатыми ее руки, сжимала зубы, противилась его языку и наконец резко наклонила голову и ударила его лбом в лицо. Он отшатнулся, она вырвалась, резко и сильно толкнула его так, что он боком повалился на пол. Он еще не успел сесть, как она вскочила.