Украденный горизонт. Правда русской неволи - читать онлайн книгу. Автор: Борис Земцов cтр.№ 46

Соответственным и отношение к Дельфину было. С одной стороны, ясно — арестант не первого сорта. С другой стороны, явного вреда не приносит, в подлостях не замечен. Порою ему и важные вещи доверяли вроде курков с запретами, порою и при серьёзных разговорах разрешали присутствовать. Немногословным Дельфин был, даже доброжелательным и вежливым, но ровно настолько, насколько таким зона позволяла быть.

Вот и в это утро он в проходняке, где Никита Тюрин обитал, появился, веником под шконарями ^[82] зашуршал, приговаривал по обыкновению:

— Здоровенько всем… Побеспокою чуток… Я тут коцы ^[83] подвигаю… Я тут недолго…

Тихо приговаривал, чуть ли не ласково.

По знакомому, сотни раз виденному и слышанному сценарию всё происходило. Так бы и должно было закончиться, да замаячило над увенчанной арестантской феской головой Дельфина что-то светлое зыбкое, на чём буквы тёмные и чёткие выскочили. А из букв слова:

— Свиньи… Быдло немытое… Где жрут, — там и гадят… Опять бычков немеряно набросали… И воняют, хотя после каждой промки в баню ходят… Шампунем поливаются… Мочалками трутся… Ни хрена не помогает… Воняют… Потому что по жизни свиньи, потому что быдло… Что на воле, что в зоне, всё одно — свиньи… Если день не убирать, бычки здесь ковёр составят, который шаг пружинить будет…

И другие слова россыпью. Из тех, что в зоне, конечно, произносят, но произносят с оглядкой и большой ответственностью, потому как за них очень строгий ответ всякий раз держать полагается.

По инерции, будто всё это шнырь в полный голос сказал, Никита дёрнулся:

— Ты чего, Дельфин? Нюх потерял? Крышняк сорвало?

Хотел сгоряча напомнить, что окурок рядом затушенный — выстраданное куцее арестантское право (мой здесь дом, что хочу, то и делаю), а не примета нечистоплотности. Да только Дельфин, не первый год сидящий, не мог об этом не знать.

Хотел ещё что-то добавить, ещё больше по делу, да осёкся. Сам себя и тормознул, ибо предъявить Дельфину было нечего, ведь в полный голос ничего тот не произнёс. И Дельфин, будто это понимал, потому и ответил уже твёрже, чуть растягивая слова, уже с отдалённым подобием вызова:

— Прибраться… Я же сказал, что недолго…

Что в придачу над головой шныря в этот момент высветило, Никита даже не захотел смотреть, отвернулся. Слишком резко отвернулся, отчего чугунная квашня в черепе в очередной раз колыхнулась и на глаза изнутри опять навалилась. Только прежде чем боль о себе снова напомнила, успел он заметить, что не так прост отрядный шнырь Дельфин, что всего от него ожидать можно, а потому и осторожней с ним надо. Ещё осторожней, чем прежде. И это, несмотря на уже накопленный Никитой арестантский опыт, главный смысл которого как раз и сводился к тому, что никому в зоне доверять нельзя.

А в бараке тем временем очередная движуха наметилась. Сначала атасники на входе криком голос предупредили:

— Отрядник ^[84]!

Потом кто-то из тех же атасников через весь барак пронёсся, кодами грохая, и предупреждение повторил, в каждую секцию заглядывая.

Вот после этого и поплыл форменный картуз капитана Кулёмина по бараку. Как должное Никита принял слова, что заплескались над этим картузом. Совсем несложные, нисколько его не заинтересовавшие. И всё на одну тему: пришло время барак ремонтировать, а с ремонтом этим что-то всё не складывается.

Как всегда работы такие делались своими силами: руками арестантов, материалами, которые они же с воли и затягивали. Не принято было, чтобы хозяин выделял что-то на это дело из лагерных фондов, зато спрашивал всегда с лютой строгостью. Был случай, когда одного отрядника за непобеленные в срок потолки упрёками и придирками он до увольнения довёл. В городишке, где зона находилась, где все точки мужского трудоустройства наперечёт, такое значило — без куска хлеба остаться.

Как должное отметил для себя Никита и то, что в конце «бегущей строки» над серым картузом капитана Кулёмина выскочил вывод. То ли грустный то ли досадный:

— Побелки маловато, краски вовсе нет… Никто даже и не обещал затянуть… Значит, опять блатных просить придётся… У них получится… Они на отрядном собрании клич бросят… Арестанты отзовутся… Не ослушаются… И краска найдётся, и побелка появится… Только… Ничего здесь эти люди даром не делают… Чем за это расплачиваться придётся? Если один-два телефона занести — это ещё полбеды… Если что-то посерьёзней просить будут, придётся крепко подумать, стоит ли связываться…

На содержание последних мыслей отрядника Никита никак не отреагировал. Мысли как мысли. Какие ещё могут быть у мусора-отрядника? Всё согласно штатному расписанию, всё согласно выбору, который этот человек давным-давно сделал. Всем известно: чтобы мусору-отряднику выжить, надо ему лавировать между двумя жерновами. Один жернов — в реальной, но всё-таки отдалённости: хозяин, прочее начальство и всякие уставы, инструкции, распоряжения. Другой жернов — совсем близкая каждодневная действительность, где на первом плане лагерные традиции, что веками складывались, и арестантами строго оберегаются. У кого нюха хватает края чувствовать — тот в зоне и работает, тот и по карьерной лестнице карабкается. Кого занесёт — с круга сходит. Порою с потерями невосполнимыми. Чуть больше года назад прямо в кабинете незнакомые мордовороты в штатском арестовали начальника третьего отряда. Из служебного сейфа целую кучу шприцов разовых, склянок и маленьких беленьких пакетиков выгребли.

Для всезнающих зеков сюрприза не было: торговал отрядник наркотой. То ли весомого довеска к жалованию сильно хотел. То ли какие-то договорённости с блатными отрабатывал. Конечно, засветился. Возможно, сами «клиенты» и сдали.

С его коллегой из четвёртого отряда судьба ещё круче обошлась — возвращался со службы, зашёл в собственный подъезд, получил кастетом в висок. «Скорая» опоздала. Ползало по зоне объяснение этой смерти: будто хотел тот мусор из своего отряда образцовый сделать, чтобы себе и почёт и досрочно новую звёздочку на погоны, и будто все эти вопросы затеял он руками блатных решать. Соответственно, и сам какие-то обязательства-обещания на себя в этой ситуации взял, ну и… не вывез. Завертелся, запутался. Жизнью поплатился. По другой версии, слишком сильно достал он своими режимными требованиями одного из серьёзных арестантов из местных. Тот на волю кому надо отшумелся, помощи попросил. Помощь и подоспела. Аккурат, кастетом в мусорской висок.

Обе версии на равных в арестантской молве и сосуществовали, за первенство вовсе не соперничая. Возможно, и в жизни оба сюжета соседствовали, дополняя и усложняя друг друга. Впрочем, важно ли сейчас это…

Зато в мыслях у капитана Кулёмина всё слишком просто оказалось. Так просто, что даже скучно: сплошные «краска-побелка», килограммы да квадратные метры. Плюс шпаклёвка, плюс линолеум в комнату воспитательной работы, плюс ещё какая-то ремонтно-строительная дребедень. Даже пожалел Никита, что лишний раз напрягся, в башку к отряднику заглядывая.