Владимир чертыхнулся и двинулся назад, к тыльной стороне здания, прячась за стволами деревьев. Появление женщины подтвердило догадку Владимира, что художник прячется здесь. Видимо, в дом как-то можно было проникнуть. «Кто из дочерей Верещагина это может быть? Скорее всего Аделия, покинувшая бал в самом начале».
На то, чтобы, соблюдая осторожность, обойти дом, понадобилось много времени, к тому же с тыльной стороны к дому примыкал газон, теперь заросший бурьянами и невысокими кустами, это было открытое место, через которое ему не удалось бы пройти незамеченным при свете полной луны.
Владимир метнулся к зданию и стал двигаться, прижимаясь к стене и пригибаясь под окнами. Теперь его можно было заметить из дома, только высунувшись из окна второго этажа, на котором не было ставен, и посмотрев вниз. Однако Владимир рассчитывал, что беглец и его гостья, увлеченные беседой, делать этого не будут.
Не доходя до угла здания, Владимир обнаружил дверь черного хода, через которую, скорее всего, вошла в дом женщина. Ведь не через окно же она туда проникла! Владимир попробовал открыть дверь – она была заперта. Он стал ожидать, отойдя на десяток шагов назад и прижавшись к стене. Ждать пришлось долго. Но вот дверь открылась, из нее вышли двое и застыли, видимо, прощаясь. Владимир стал осторожно приближаться к ним, и тут у него под ногой хрустнула сухая ветка.
– Беги! – крикнул мужчина, и женщина кинулась наутек.
Мужчина, вместо того чтобы юркнуть в открытую дверь и затаиться, бросился к Владимиру, дав тем самым возможность спутнице скрыться. Владимир и мужчина сцепились и покатились по траве. Это не входило в намерения Владимира, он хотел всего лишь поговорить с художником, что и пытался втолковать ему, но безуспешно.
Бородатый мужчина, у которого неприятно пахло изо рта, все пытался заломить Владимиру руки за спину, а тот лишь уворачивался, надеясь на силу слова. Поняв, что это бесполезно, Владимир вспомнил, чему его учил цирковой борец на платных занятиях по вольной борьбе, которые он посещал вместе с приятелем по университету. Он схватил противника, физически довольно слабого, за запястье и применил болевой прием. Тот закричал от невыносимой боли и сдался. Владимир, тяжело дыша, поднялся, а мужчина продолжал лежать, жалобно поскуливая и держась здоровой рукой за пострадавшее запястье.
– Вы из полиции? – спросил художник – а это был он.
– Вставайте! Я не полицейский, мне нужно с вами поговорить.
– Кто вы?
– Я врач, Шульженко Владимир Иванович, работаю в психиатрическом отделении, где вы лечились.
– Вы вернете меня в больницу?
– Я хочу помочь вам, но вы должны быть со мной откровенны. К вам приходила Аделия Верещагина?
– Я не хочу с вами об этом говорить! Зачем она вам? Везите меня в больницу! – истерически прокричал художник, продолжая лежать на траве.
– Вас ожидает не больница, а тюрьма, потом суд и виселица.
– Почему виселица?! Я ничего не сделал такого, за что меня отправили бы на виселицу!
– Вас подозревают в убийстве как минимум трех человек, а могут обвинить во всех пяти убийствах! Вся полиция губернии вас разыскивает!
– Я не хочу на виселицу! – завизжал художник. – А-а-а!
– С вами этого не случится, если вы честно ответите на мои вопросы. Вы согласны?
– Спрашивайте, я не хочу на виселицу!
– Я знаю вашу историю, как вы сбежали вместе с Аделией, и уверен, что сейчас к вам приходила она. Я не спрашиваю зачем, так как знаю – она принесла вам деньги и попросила немедленно уехать.
– Вы все знаете! – устало произнес мужчина, поднявшись. – Так зачем спрашиваете?
– Она сказала, почему вам надо бежать?
– Сказала, что мне угрожает смертельная опасность.
– С каких пор вы стали кучером у Аделии?
– Больше месяца назад, мне тогда санитар принес от нее деньги, продукты и записку. В ней Аделия потребовала, чтобы я, во имя нашей любви, стал ее ночным кучером.
– Как зовут санитара, который передал вам записку?
– Прохор, во время своих дежурств он сообщал мне, что карета меня ожидает, и я покидал психиатричку.
– Он говорил, что вас ждет именно Аделия? Вспомните, это очень важно! И это был только Прохор или и другие санитары?
– Только он, и всегда говорил «карета ждет», а ее имени не упоминал.
– Что происходило после того, как вы покидали больницу?
– Кучер освобождал мне свое место, давал мне балахон с капюшоном, и я его надевал. Мы ездили по городу два-три часа, пока Аделия не приказывала возвращаться к больнице. Там кучер снова занимал свое место.
– Какова была цель этих поездок? Вы разговаривали с Аделией?
– Нет, она лишь говорила, что надо делать. Мы колесили по городу, иногда останавливались возле церкви, и она шла туда молиться.
– Почему вы убежали из больницы?
– Аделия снова передала мне записку, в которой потребовала, чтобы я здесь спрятался, назначила время нашей встречи – как раз сегодня.
– Передала записку через Прохора?
– Нет, через Степана.
– Ты же перед этим сказал, что она вызывала тебя только через Прохора!
– Прохор только раз принес записку, а потом передавал мне на словах. Вторую записку мне принес Степан.
– Много денег тебе принесла Аделия?
– Очень много – семьсот рублей!
– О чем вы разговаривали?
– Вспомнили прошлые денечки. Затем она дала деньги и сказала, чтобы я немедленно уезжал, но не шел на вокзал, не садился в дилижанс, а воспользовался лодкой и спустился вниз по Десне. Она купила лодку и сказала, где мне ее найти.
– О чем еще говорили?
– Я упрашивал ее бежать вместе со мной, как в прошлый раз. Она грустно на меня посмотрела и сказала, что смертельно больна и дни ее сочтены. Такое чудное название ее болезни – порфироносец, что ли. Нет, но что-то связанное с этим словом.
Владимир напряг память, но ничего подходящего не мог вспомнить.
– На самом деле вы служили кучером не у Аделии, а у ее сестры Ирины.
– Разве такое возможно?! Нет, это была Аделия!
Владимир не стал убеждать художника в обратном. Ему стало ясно, что Ирина манипулировала им, а Аделия, узнав об этом, не стала открывать ему правду. Для нее было важнее, чтобы художник уехал из города, иначе его могли обвинить в убийствах.
– Вам лучше не бежать, а сдаться полиции и все рассказать.
– Вы сдадите меня полиции?! – Голос у художника дрожал.
– Я буду свидетельствовать в вашу пользу, и мы докажем, что вы невиновны.
– Так мне не бежать на лодке?