«Не только представляю, я ведь испытал это на себе», – мысленно ответил ему Владимир.
– Почему вы не рассказали об Ирине Верещагиной Катасонову? Ее свидетельство сняло бы с меня подозрение.
– Я ему все сказал, не прилюдно. Поэтому вас и не взяли под стражу. Но вызвать мадемуазель Ирину на допрос, расстроив этим господина Верещагина, он не решился.
– А что вы скажете об Аделии?
– О ней мне меньше известно. В шестнадцать лет она влюбилась в местного художника и сбежала с ним.
– С Иваном Половицей? – поразился Владимир.
– Да. Она тогда была подростком, он гораздо старше ее. Не понимаю, на что рассчитывал художник, зная ее отца? Верещагин человек очень жесткий, с крутым нравом. Любовников вскоре поймали, обвенчаться они не успели. Аделию отправили в закрытую женскую школу, до этого она училась в местной женской гимназии. А через месяц после этого художника избили неизвестные, врачи едва спасли его. В результате этого он тронулся умом, взял себе странное имя – Иероним. Говорят, он боится женщин, как черт ладана. То ли опасается, что снова может быть наказан, то ли от того, что ему повредили мужское достоинство и они ему теперь безразличны.
«Все, кроме одной. Вернее, кроме ее образа», – промелькнуло в голове у Владимира. Теперь стали понятны слова Ирины о сердце и душе художника. Он не знает, что под видом Аделии за ним приезжает Ирина.
– Все же странно, что дочка магната влюбилась в бедного художника.
– Что касается происхождения этого художника, все так запутано… Ходят слухи, что он незаконнорожденный сын Ивана Яковлевича Дунина-Борковского – помните, я вам о нем рассказывал? Мать художника служила у неженатого и бездетного Ивана Яковлевича горничной. Прямых доказательств, что Иван Половица его сын, нет, но у них одинаковые имена, и эта горничная вдруг оказалась владелицей дома, притом что ее муж был горьким пьяницей, из-за чего и утоп в Десне, когда жена еще была беременна. Думаю, что все эти слухи создали некий ореол вокруг художника в глазах юной наивной девушки, к этому следует добавить, что он был красавцем с хорошо подвешенным языком. Это после того, что с ним сделали, он опустился, а до этого блистал, пользовался вниманием местных барышень.
– И больше они не встречались? После возвращения Аделии после учебы?
– Думаю, нет. Прошло столько лет, к тому же после физической и душевной травмы художник уже был не таким, каким она его помнила. Даже если они встретились, то Аделия, увидев, каким он стал, вычеркнула из своей жизни, постаралась его забыть.
– Я так понял, других грехов за Аделией не водится, – сказал Владимир.
– Собираетесь за ней приударить? Не советую влюбляться в нее и строить какие-либо планы на будущее. Недавно у Аделии обнаружили смертельную болезнь, и, к великому сожалению, ее дни сочтены. Но это очень большой секрет, и я рассчитываю на ваше молчание.
– Вы так спокойно произнесли «ее дни сочтены»! – возмутился Владимир.
– А надо было с надрывом, со слезой? Но такова жизнь, и никуда от этого не денешься. Смерть и Жизнь всегда идут рядышком.
– Чем больна Аделия?
– Желаете стать ее лечащим врачом? Это будет сложнее, чем обнаружить таинственного убийцу, держащего в страхе весь город.
– Вы не знаете или не хотите сказать?
– Не знаю и не думаю, чтобы господин Верещагин с кем-нибудь поделился этой информацией.
– Мне очень любопытно знать, чем больна Аделия, – сказал Владимир.
– Есть новости более важные. Господина Катасонова отстранили от работы, и это в тот момент, когда он вышел на след убийцы!
– Неприятная новость, но радует то, что следствие сдвинулось с мертвой точки. И кто же он, этот предполагаемый убийца? Я его знаю?
– Его имя в интересах следствия пока держится в тайне. Но вам я могу его назвать, если пообещаете никому не говорить. Тем более что вы его знаете.
– Обещаю его имя никому не называть.
– Это Иван Половица! Он сбежал из психиатрического отделения, его ищет полиция, но пока безрезультатно.
– Боюсь, и в этот раз Катасонов ошибся. Одно время я тоже подозревал художника, но теперь уверен, что убийца не он.
– Олег Борисович из тех следователей, которые находят доказательства, прежде чем предъявляют обвинение, не в пример другим, которые силой выбивают нужные показания. Видимо, у него есть причины его подозревать.
– Вы высоко цените вашего друга.
– Простите, Владимир Иванович, мне надо пообщаться с прокурором, – сказал Семыкин и направился к высокому господину с холеным лицом, у которого в петлице красовался золотой крест Святого Станислава III степени.
Владимир вспомнил его – этот господин был в изоляторе психиатрического отделения, когда Катасонов расспрашивал его, куда делась пациентка доктора Топалова.
Владимир прошелся по залу в надежде отыскать Аделию и пригласить ее на танец. На откровенный разговор с ней он не рассчитывал, ведь сестры, даже когда он не знал, кто они такие, были немногословны. Он всматривался в лица, но ни среди танцующих, ни среди отдыхающих ее не было. Владимир был уверен, что не спутает Аделию с сестрой из-за ее неестественной бледности, которая его несколько напугала в парке. А вот Ирина, раскрасневшаяся и радостная, порхала, как бабочка, танцуя то с одним, то с другим кавалером, и чаще всего с хлыщом Лещинским!
Владимир решил не слоняться по залу, а избрать одно место и оттуда вести наблюдение.
Он увидел доктора Нестеренко, разговаривавшего с Новицким, и разговор этот, похоже, был неприятен им обоим. Девица Волобуева стояла в сторонке, по ее затуманенному взгляду было понятно, что ее мысли витают далеко отсюда.
«Что может связывать Новицкого и доктора Нестеренко? Ведь лечащий врач Волобуевой – доктор Топалов», – размышлял Владимир.
– Вы ведете себя крайне неприлично!
Владимир остолбенел: он узнал голос. Повернувшись, он убедился в том, что рядом с ним стоит Ирина Верещагина! Она насмешливо смотрела на него. Владимир вспомнил, как она выставила его из кареты в безлюдном месте и что из-за нее он в тот вечер не поехал к Кате, и с раздражением спросил:
– Позвольте узнать, что я делаю не так?
– До сих пор не пригласили меня на танец!
– Разве я обязан был? – вырвалось у Владимира.
– Да вы нахал! Вы знаете, что я могу с вами сделать?
– Пистолет при вас? Тогда застрелите меня, поскольку вы больше ничего не сможете сделать без помощи вашего папеньки!
Владимиром овладело неукротимое желание как-нибудь уколоть эту взбалмошную девицу. Он понимал, что, если он ее обидит, его снова могут отстранить от работы, но уже ничего не мог с собой поделать.
– Я дарую вам жизнь, и мы с вами будем танцевать мазурку! – со смехом сказала Ирина.