Лагерь обреченных - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Сорокин cтр.№ 56

Сыч достал из-за голенища сапога ложку (на выезде из колонии каждый офицер брал с собой походную ложку).

– Как ушица? – Сыч попробовал бульон. – Специй маловато.

– Нам хватит, гражданин начальник, – за всех ответил Антонов.

– А я думаю, что нет, надо добавить! – Сыч расстегнул штаны и помочился в котел. – Вот теперь будет в самый раз!

Выдрессированные зэки молча стояли у костра, никто не возмущался, не протестовал.

– Что вы, сучье племя, расселись, как в кабаке! – закричал Сыч. – Кто за вас работать будет, я, что ли? Живо на делянку, план Родине советской гнать! Я кому сказал?

Зэки остались на месте. Офицер выхватил из кобуры пистолет, сделал шаг назад и с размаху пнул по котелку. Варево выплеснулось на землю, брызги полетели зэкам на ноги. Обезумевший от голода Шамотя бросился с кулаками на Сыча. Здоровый, полный сил офицер мог бы легким тычком руки сбить его с ног, но не стал. Сыч поднял пистолет и выстрелил Шамоте в грудь.

– Нападение на офицера! – закричал он. – Контрреволюционный заговор! Мятеж!

Солдаты сорвали с плеч винтовки, передернули затворы.

Григорий Базаров зарычал и двинулся к Сычу. Антонов пудовым кулаком ударил Базарова под дых, сбил с ног. Григорий засучил ногами, забился в конвульсиях и потерял сознание.

– Разрешите приступить к работе? – спросил Антонов у офицера.

Сыч обругал всех матом, велел похоронить убитого и уехал дальше проверять отдаленные лесозаготовительные пункты. После его отъезда зэки съели рыбу, закопали Шамотю под приметной сосной и пошли работать.

Больше про этот инцидент не было написано ни слова.

Записи в тетради кончались датой: «9 октября 1960 г.». Кусакин закончил мемуары в день моего рождения. Мистика? Да нет, просто совпадение.

Мне запретила заниматься делом Паксеева, но в библиотеку-то никто ходить не запретил. Тягу к знаниям у советского человека не отбить, а библиотека – это храм науки и знаний.

Утром в понедельник я был у Натальи.

– Привет! Я заказывал книгу про руны. Ты ничего не подобрала?

– Здравствуйте, Андрей Николаевич. – Наталья доброжелательно улыбнулась. – Про руны, к сожалению, ни у нас, ни в областной библиотеке ничего нет.

На Наталье Антоновой сегодня была светлая блузка с узким черным бантом. Смотрелось очень элегантно, по-городскому.

– Наташа, а ты на меня жабу за колготки не таишь?

Она с деланым равнодушием пожала плечами:

– Колготки как колготки. На мне бы, конечно, лучше смотрелись, чем на Инге.

– Погоди, а ты что, видела, как они на ней смотрятся? Что же получается, холода еще не наступили, а она уже в них на работу пришла?

– Нет, конечно. Она только упаковку от них принесла и всем показала. Красивая вещь, что говорить! Андрей Николаевич, правда, что эти колготки пятьдесят рублей стоят?

– У них нет госцены, а на барахолке такие колготки идут по четвертному. Инга в два раза цену накинула. Хорошо хоть не сто рублей загнула. Так ты на меня из-за колготок не в претензии?

– Нет, конечно… Андрей Николаевич, папа сказал, что эти колготки вовсе никакой не подарок, а «черная метка», «торпеда». Он говорит: «У нас на лесоповале иногда тоже такие «подарки» делали. Если человек не понимал, то его деревом придавливало».

– Какой умный у тебя папа! – восхитился я. – Как он догадался?

– Говорит, что по глазам. Я тоже догадалась, что Инга сама боится этого подарка. Боится, но всем показывает.

– Наташа, я понимаю, твой отец – человек бывалый, он много на своем веку повидал, а как ты догадалась? Это ведь действительно не совсем подарок. Больше всего это на «торпеду» похоже.

– Инга на втором этаже мыла мой коридор, а сейчас, после колготок, решила поменяться и мыть в Малом зале сцену. У меня же ей просто – помыла и пошла домой, а в Малом зале придется ждать конца репетиций. У нее ребенок маленький. Я позвала ее в библиотеку и говорю: «Не майся дурью, оставь все, как есть. Я на подарки от Андрея Николаевича не рассчитываю, так что ты мне ничего не должна».

– Зная Ингу, могу предположить, что «спасибо» она тебе не сказала.

– Конечно, нет. Она не знает таких слов, но меняться полами не стала. Андрей Николаевич, а что такое «торпеда» и как ее вшивают? Я у папы спрашивала, он ничего не стал рассказывать.

«Как приятно играть в познавательные игры!»

– Наташа, я видел здесь книгу на эту тему. Не веришь? Пойдем покажу.

Я завел ее за стеллаж, обнял и зашептал в ухо:

– Когда алкоголик хочет завязать, но не может остановиться, он просит врача, и тот вшивает ему ампулу, сюда, – мои руки заскользили по ее ягодицам, – или сюда, или сюда.

Рассказывая о «торпеде», я нашарил у Натальи мест десять, куда бы вшил ампулу.

– Если алкоголик после «торпеды» выпьет хоть грамм спиртного, она растворится в его теле, и он умрет. Говорят, что Высоцкий так умер. Хотел сам себе «торпеду» вырезать, но не смог.

Я с наслаждением поцеловал Наталью. Я чувствовал, как во мне разгорается желание овладеть ею. Закрыть дверь в библиотеку и…

– Теперь скажи мне, – я с силой сжал ее ягодицы, – тебе же снился сон, как я насилую тебя. Скажи «Да!». Я наутро по глазам видел, что нам снилось одно и то же. Ты кусалась, царапала мне спину, мы оба сходили с ума от страсти. Тебе это снилось?

Она потянулась ко мне губами, но вместо поцелуя укусила.

– Наташа, ты совсем не умеешь целоваться, – прошептал я ей на ухо.

– А Марина умеет? – ответно прошептала она.

– У Марины опыт.

– Ты не ревнуешь ее к этому опыту?

– Как видишь, нет.

– Если Марина узнает, что ты ко мне приставал…

– Наташа, – скользя губами по ее щеке, прошептал я, – вы сестры, без скандала разберетесь.

Я хотел спросить Наталью, о чем они договорились на картофельном поле, но не успел. У входа в библиотеку раздались тяжелые шаги. Мы вышли из-за стеллажа. Посетителем оказался Михаил Антонов. Стрельнув глазами по мне, по дочке (бант набок, прическа растрепана), он, естественно, обо всем догадался, но виду не подал.

– Наташа, мать просила, как пойдешь домой, зайди хлеба купи.

– Хорошо, папа. – Наталья поправила бант, достала из стола расческу. Внезапный визит отца ее нисколько не смутил.

«Ее отец прекрасно видит, – подумал я, – что между мной, Мариной и Натальей образуется непонятный треугольник. Михаил Ильич застает свою младшую дочь в пикантной ситуации и вида не подает. Такое ощущение, что старшие Антоновы пустили ситуацию на самотек: как все сложится, так тому и быть! А я еще не готов к ответу, я еще не решил, кого из сестер повести в ЗАГС. Вчера я склонялся к Марине, а сегодня мое сердце безраздельно принадлежит Наталье».