– Пожелай, чтобы он заболел, – посоветовала Юля.
– Если он заболеет, мама будет его лечить и жалеть. Ты сама говорила, что больных всех жалеют и заботятся.
– Нет. Не будет. Только сначала. Больные никому не нужны, – ответила Юля.
– Почему не нужны? – удивилась я.
– А то ты сама не знаешь! Ты же никогда не болеешь. Потому что знаешь – мама дома тебя не оставит, а в садик отправит. И я знаю, что не нужна папе, а маме жизнь сломала. Она сама так нашей соседке сказала. Я только бабушке нужна. Да и то только для того, чтобы она свои заговоры и отвары на мне пробовала. Бабушка думает, что мои руки – наказание за мамины грехи, только я не знаю, что такое грехи. Бабушка с мамой ругаются все время из-за меня и из-за папы. Бабушка говорит, что мама сама виновата, что папа ушел. Хотя, когда он с нами жил, бабушка его не любила. Скорей бы меня в больницу положили. Чтобы я уже не слышала, как ругаются мама с бабушкой. Говорят, медсестры очень добрые и заботливые.
– Тебе не жалко? – спросила я.
– Кого? – не поняла Юля.
– Ну всех, на кого ты заклятие говорила?
– Не жалко. Они же меня не жалели. Хочешь, я на твоего дядю Колю заклятие скажу?
– Не знаю… Может, не надо? Может, он сам… уйдет?
– Тебе же этот дядя Коля не нравится!
– Нет.
– И ты не хочешь, чтобы он с вами жил?
– Не хочу.
– Ну и давай его прогоним! – обрадовалась Юля и опять быстро произнесла заговор. Мне даже показалась, что она сделала это с удовольствием.
Я убеждала себя в том, что заклятие – очередные бабкины враки. И что оно точно не сработает в моем случае. Юля даже не видела дядю Колю! И я почти поверила в то, что Юля – просто выдумщица и врушка. Какой всегда и была.
Вечером я пришла из садика и увидела, что весь коридор завален коробками. Дядя Коля собирал какие-то непонятные ящики.
– Вот, кухню купили. И уголок, – радостно объявил мне он.
Я не понимала, как можно купить кухню, которая у нас и так есть, а уголок считала упражнением, которое мы делали в садике на физкультуре. Я решила, что дядя Коля совсем глупый, и ушла в комнату играть. Я плохо себя чувствовала от того, что мама опять задерживалась на работе, – я хотела ей сказать, что мне страшно идти домой одной. Я собиралась ее попросить, чтобы она меня опять встречала. Хотя бы через день. Или чтобы снова отдала на пятидневку. А еще я не понимала, почему дядя Коля у нас дома, когда мамы нет. Мама ведь запрещала открывать дверь посторонним. Даже погорельцам, которые ходили по квартирам и собирали ненужные вещи, мама никогда не открывала и через дверь говорила, чтобы они ушли и у нас ничего нет. А тут посторонний дядя Коля хозяйничал в нашей квартире. К тому же я не знала, должна ли с ним разговаривать или нет?
Я играла в дочки-матери и вышла на кухню, чтобы набрать воды в игрушечный чайник. Дядя Коля вытащил с балкона стремянку, взял дрель и установил насадку.
– Сейчас повесим, – объявил он мне.
– А мама когда придет? – спросила я. – Я есть хочу.
– Вон на столе деньги. Сходи в булочную, купи себе что-нибудь, – ответил дядя Коля.
Я взяла деньги и, встав в коридоре, подглядывала. Мама никогда не разрешала мне покупать в булочной бублики или слойки, считая, что это лишнее. Я хотела уточнить у дяди Коли, правда ли мне можно купить все, что захочется? Еще я прекрасно знала, что стремянка старая и сломана на второй ступеньке сверху. Поэтому стояла на пороге кухни и думала – что сделать сначала? Спросить про слойку и бублик или предупредить про стремянку? Или ничего не говорить? Мне кажется, я слишком увлеклась собственными размышлениями и даже решила, что бублики и слойка важнее сломанной ступеньки. Дядя Коля ведь взрослый, так что сам догадается, что стремянка сломана.
Дядя Коля поднялся по стремянке, нашел отметку и начал сверлить стену. Ему было неудобно, и он, продолжая сверлить, поставил ногу на ту самую сломанную перекладину. Что случилось дальше, я прекрасно запомнила. И даже потом, когда вспоминала, страха не чувствовала. Ни капельки. Я совсем не испугалась. Из садика одной возвращаться куда страшнее. Я даже подошла поближе, чтобы все рассмотреть, запомнить и рассказать потом Стасику. Дрель выскользнула из руки дяди Коли, он упал со стремянки, и весь пол на кухне вдруг стал красным. Дядя Коля закричал. Я никогда не слышала, чтобы так кричали взрослые. Он даже перекричал нашу соседку сверху, которая вопила так, что ее было слышно у нас на кухне, и в ванной, и еще двумя этажами ниже. Но куда больше меня беспокоил пол – кто будет его отмывать? Неужели так и останется? Про пол, залитый кровью, я беспокоилась больше, чем о дяде Коле, на что имелись основания. У меня были одни-единственные белые колготки для утренников и других важных мероприятий в садике. Мама купила мне их навырост, потому что белые колготки требовались не так часто. Я подвязывала их резинкой на талии, чтобы не свалились. И на одном утреннике, еще в средней группе, я упала. Разбила коленки, причем до крови. К концу дня колготки прилипли к моим болячкам, и вечером я с трудом их отодрала. На колготках остались кровяные следы. Мама их застирала, как могла, но пятна все равно остались. Мама не собиралась покупать мне новые колготки, и я очень переживала, что все увидят эти темные пятна.
Я знала, что нужно звонить в «Скорую помощь» – этому нас еще Елена Ивановна учила. И про пожар тоже. И про милицию. Воспитательница особенно настаивала на вызове «Скорой помощи», потому что «каждая минута может стать последней», как она нам говорила. Я сняла телефонную трубку и опять задумалась. Я прекрасно знала порядок действий – поздороваться, назвать адрес, фамилию и сообщить, что случилось. Но я не знала, как фамилия дяди Коли и где он живет. А если бы я сообщила наш адрес, получалось, что он живет у нас, а это не так. Еще я боялась, что меня спросят, кто такой дядя Коля. Мой папа, отчим? Как мне отвечать? Так что я решила сообщить то, что знала наверняка, и набрала «03».
– Здравствуйте, дядя Коля упал со стремянки. У него кровь. До свидания, – сказала я и положила телефонную трубку.
Поскольку Елена Ивановна не говорила, что в подобных случаях нужно делать дальше, я решила пойти в булочную. Купила себе два посыпанных сахаром рогалика и съела их прямо у дверей магазина. А потом пошла домой. Как ни странно, я совсем не боялась возвращаться одна, хотя булочная находилась дальше, чем детский сад. Наоборот, мне вдруг стало спокойно и тепло. Рогалики оказались очень вкусными, так что я даже немного пожалела дядю Колю. Ведь он разрешил мне их купить. Уже около дома я решила покачаться на качелях и три раза скатилась с горки. На детской площадке я встретила Игоря Левашова, и он рассказал, что они на пятидневке каждый вечер перед сном смотрят диафильмы. Я решила сегодня же попросить маму, чтобы она вернула меня на пятидневку.
Когда я вернулась, мама оказалась уже дома. Она кричала, бегала с полотенцем и даже не заметила моего присутствия, впрочем, как и отсутствия. В квартире толпились соседи. Потом приехали врачи, и дядю Колю увезли. Значит, я все сделала правильно – врачи же приехали. Конечно, мне не удалось поговорить с мамой. Но и про рогалики меня никто не спросил. Больше дядю Колю я никогда не видела. Мама часто плакала, но снова стала забирать меня из детского сада и даже не опаздывала. Мне было интересно, что стало с дядей Колей, но у мамы я не решалась узнать. Почему-то мне казалось, что дядя Коля остался без руки, а кому он нужен однорукий? Мне – точно нет. Маме, получается, тоже.