Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда - читать онлайн книгу. Автор: Адриан Голдсуорси cтр.№ 154

Существовала также другая статуя, установленная на Капитолии рядом со статуями царей, и третья, в храме Квирина (другое имя Ромула, мифического основателя Рима). Это забавляло Цицерона, так как существовала история, что Ромул был растерзан сенаторами, и он в шутку говорил, что ему приятнее видеть Цезаря рядом с Квирином, чем вместе с Салом, олицетворением крепкого здоровья и долголетия. К этому времени оратор был настроен менее оптимистично, чем год назад, когда Цезарь помиловал Марцелла и других своих бывших противников. Стало ясно, что Цезарь прочно захватил верховную власть и не проявляет никаких намерений вернуть сенату свободу действий. Большинство главных решений принималось в частном порядке такими людьми, как Оппий и Бальб, в отсутствие самого диктатора. Предметом беспокойства Цицерона было не качество принимаемых решений, а процедура их принятия. Для сенатора, особенно занимавшего высокий пост и привыкшего играть видную роль в дебатах, важные дела могли обсуждаться лишь на заседаниях сената. В свою очередь в сенате должны были заседать лучшие и самые уважаемые граждане, принадлежащие главным образом к известным аристократическим семействам, при поддержке немногочисленных, но одаренных «новых людей», таких как сам Цицерон. Позиция Цезаря вопиющим образом нарушала этот высокий идеал [22].

Многие сенаторы были готовы терпеть чрезвычайные полномочия Цезаря, пока оставалась угроза кризиса и возобновления гражданской войны. Но как только жизнь вошла в привычное русло, они захотели вернуться к нормальному положению вещей и восстановить свое былое влияние. Брут, встретившийся с Цезарем во время его возвращения в Италию через Цизальпийскую Галлию, полагал, что диктатор «собирается передать власть добрым людям» (парафраз фразы «лучшие люди» или «добрые люди» неизменно обозначал сторонников и единомышленников говорящего). Цицерон считал эту точку зрения наивной и даже абсурдной. Вероятно, во время этой встречи Цезарь пообещал Бруту преторство в 44 году до н. э. и пост консула в 41 году до н. э., когда тот должен был достичь подходящего возраста, что и стало причиной его энтузиазма. Брут всегда проявлял огромное уважение к своему дяде Катону, которое лишь возросло с тех пор, как Катон предпочел умереть вместо того, чтобы принять прощение из рук победителя. Он развелся со своей женой, которая была дочерью Аппия Клавдия, умершего от естественных причин во время македонской кампании, и женился на Порции, дочери Катона. Родственные браки не считались чем-то необычным среди римской элиты. Порция был вдовой Бибула, что подчеркивало связь с одним из самых непримиримых оппонентов Цезаря. В 46 году до н. э. Брут написал книгу под названием «Катон», где всячески превозносил своего дядю. По утверждению Цицерона, текст был плохо продуманным, а стиль оставлял желать лучшего; кроме того, оратора раздражало, что роль Катона в подавлении мятежа Катилины была преувеличена, а его собственная роль почти замалчивалась. Тем не менее по настоянию Брута Цицерон написал собственную книгу под таким же названием, где сосредоточился на личных достоинствах Катона, а не на его политической карьере, поскольку не хотел оскорбить Цезаря. Это было проще и в других отношениях, так как в прошлом Цицерон часто ставил под сомнение здравый смысл Катона в общественной жизни. Впоследствии он очень обрадовался, когда ему показали письмо Цезаря, где последний утверждал, что благодаря изучению книги Цицерона он улучшил собственный литературный стиль. С другой стороны, Цезарь говорил, что при чтении «Катона», написанного Брутом, он чувствовал себя гораздо более одаренным писателем [23].

Через несколько месяцев после самоубийства Катона один из самых жестких критиков Цезаря был представлен как идеал республиканской аристократической добродетели в двух книгах, находившихся в открытом обращении и заслуживших лестные отзывы современников. Одна из них была написана бывшим консулом и наиболее выдающимся оратором Римской республики, а другая Брутом, которого многие считали самым блестящим молодым человеком своего поколения. Когда Сулла был диктатором, никто не осмеливался восхвалять его противников подобным образом. Цезарь с самого начала объявил, что не будет подражать Сулле, и теперь не отступил от своих слов. После публикации книг он нашел время, чтобы прочитать их, но был слишком занят военными действиями против Гнея Помпея, а потому велел Гирцию собрать материал для собственной книги с критикой Катона. После разгрома помпеянцев Цезарь воспользовался этим материалом как основой для работы над своим «Анти-Катоном». Этот труд не сохранился, но в нем явно содержалось немало оскорбительных замечаний. Там утверждалось, что перед кремацией своего сводного брата Катон облачил его тело в лучшие одежды и украсил драгоценными металлами, но впоследствии приказал просеять пепел, чтобы извлечь расплавленное золото. Это могло быть обычной выдумкой, но эксцентричный образ жизни Катона действительно предоставлял Цезарю благодатный материал для работы. Одним из самых нелепых эпизодов было решение Катона развестись с женой, родившей ему нескольких детей, чтобы его друг, знаменитый оратор Гортензий, мог жениться на ней и обзавестись собственным потомством. Гортензий был сказочно богат, и после его смерти спустя недолгое время Катон повторно женился на вдове. Таким образом он возобновил успешный брак и получил в придачу недвижимое имущество и огромную сумму денег. Такое поведение было в лучшем случае странным, или, по мнению Цезаря, глубоко циничным.

Подобные сочинения нужно рассматривать в исторической перспективе. Катон люто ненавидел Цезаря, не раз чинил ему препоны в общественной карьере и, наконец, сыграл важную роль в разжигании войны. Замечание Цезаря после победы при Фарсале («Они сами хотели этого») прежде всего можно адресовать Катону — человеку, чья непримиримая враждебность вынудила будущего диктатора перейти через Рубикон, сражаться и убивать своих сограждан и разорвать римский мир на части. С этой точки зрения у него было достаточно причин для неприязни к Катону. Возможно, в обличительном пафосе «Анти-Катона» присутствовал элемент эмоциональности, но самое главное заключается в том, что Цезарь довольствовался письменным ответом. Он не лишил своей дружбы Брута или Цицерона, а вместо этого попытался убедить образованных римлян, что они не должны идеализировать Катона. В этом он потерпел неудачу, поскольку в качестве идеала суровой добродетели и непреклонной решимости мертвый Катон был гораздо более привлекателен, чем в образе живого и активного политика [24].

Режим Цезаря не был репрессивным. Несмотря на гневные вспышки и язвительные замечания по поводу мертвого Катона и живого Понтия Аквилы, его правление не стало более жестоким после битвы при Мунде. Тем не менее в государстве осталось много недовольных его деятельностью. Цицерон написал черновик программы и восстановления конституционного порядка, но предусмотрительно показал его Оппию и Бальбу, прежде чем послать Цезарю. Они внесли так много изменений, что оратор счел бессмысленным продолжать работу. Когда он узнал об оптимизме Брута по поводу намерения Цезаря «возвысить добрых людей», то с долей черного юмора заметил, что «Брут может возвыситься лишь в том случае, если повесится». Гражданская война закончилась, и давно заброшенные проблемы начали решаться, так что многие люди стали жить лучше, чем они жили раньше. Рим наслаждался миром и стабильностью, редко выпадавшими на его долю больше чем на одно десятилетие. Однако война оставила глубокие шрамы. Многие погибли — особенно пострадали знаменитые сенаторские семейства, — а тем, кто остался жить, пришлось столкнуться с последствиями своих решений, принятых в эти бурные годы. Цезарь проявил милосердие и пользовался своим политическим мастерством, чтобы завоевать сердца нейтрально настроенных римлян и своих разгромленных противников, но в конечном счете все знали, что он добился своего нынешнего положения с помощью военной силы. В некотором отношении ситуация имела много общего с созданием поселений в покоренной Галлии. Цезарю предстояло убедить сограждан, особенно принадлежавших к аристократической элите, что терпимое отношение к его господству будет предпочтительнее открытого противостояния. Это было последним испытанием для него [25].