Другая правда. Том 1  - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 41

Мама Андрюши безумно боится, что ее гениальная неординарная детка загремит в армию, поэтому допустить риск провала в институт на дневное отделение она не может и отправляет мальчика поступать туда, где есть блат. Через год переводит его назад, в Москву, но уже на заочное отделение. Его должны были призвать, по идее. Но почему-то не призвали. В описях никаких запросов в военкомат Настя не заметила, но, возможно, просто проглядела. Или нужная страница описи оказалась пропущенной. А возможно, что следствие не обратило на это внимания, ведь ни на квалификацию содеянного, ни на доказательства это не влияло. Ну, не служил – и ладно, все равно убийца. Наверное, с призывом на действительную военную службу тоже мама постаралась. Афганистан как раз закончился, но страх остался, да и региональные межнациональные конфликты в тот момент стали разгораться то тут, то там.

Итак, Андрей начал учиться в Москве, причем заочно. Почему? С дневного отделения легко переводят на дневное. Но понятно, что на дневном требования выше и учиться труднее. Можно на вечернее, но для этого нужно работать плюс 3-4 раза в неделю по вечерам посещать занятия. Тоже напряг. А вот на заочном можно один раз принести справку с какого-нибудь места работы и дальше уже только являться на сессии два раза в год. К тому же тут и декриминализация тунеядства подоспела, можно вообще нигде не работать, и ничего тебе за это не будет. Кстати, о декриминализации… Как странно, что Владимир Юрьевич употребил в разговоре с ней этот сугубо юридический термин. Обычно люди, не связанные с правовой практикой или наукой, говорят «отменили уголовную ответственность» или даже еще проще: «отменили наказание». Грамотный, образованный, приятный в общении, обаятельный. Неужели в России еще остались такие чиновники? Впрочем, он ведь тоже «из бывших». Интересно, он к своим прежним сослуживцам относится так же, как она, Настя Каменская, к своим? Или как-то иначе?

И снова неприятное царапанье где-то внутри. Его Настя ощущала почти постоянно с того самого момента, как ее порог переступил тюменский журналист Петр Кравченко. Она так упорно отговаривает его от попыток затеять журналистское расследование и раскапывать злоупотребления следствия и дознания, призывая полностью сосредоточиться только на материалах собственно уголовного дела и постараться реконструировать событие преступления и личность преступника… Почему? Почему ей так тягостно все это?

«Я так делаю, потому что так велела Таня», – ответила она себе. И тут же перед глазами встало собственное отражение в зеркале, увиденное накануне в найденном на подоконнике осколке. «Ах ты врушка трусливая, – язвительно проговорила отраженная Настя. – Ты банально цепляешься за прошлое. За свои воспоминания о годах службы, о людях, с которыми работала бок о бок. О Колобке, о ребятах из твоего отдела, о следователях, которые были образцами профессионализма и с которыми тебе время от времени выпадало счастье столкнуться. Ты просто ужасно боишься и не хочешь выяснить, что Лёвкина и Гусарев продались с потрохами и за большие бабки посадили невиновного, потому что грязное пятно на следствии того времени автоматически пачкает и всю правоохранительную деятельность, в том числе и твою любимую работу. Если это допустили и если этого никто не заметил, значит, все сгнило на корню уже тогда. Не сейчас, в последние пять-семь лет, как ты себя утешаешь, а еще двадцать лет назад. Ты же не совсем дурочка, ты прекрасно видела с самого начала, в каком направлении все развивается и к чему идет, правда ведь? Вспомни девяносто второй год, вспомни криминального авторитета Матвея Ильича Дормана. Ты ведь ни капли не удивилась, когда Колобок пересказал вам его слова о том, как разваливаются милиция и следствие и как крепнет криминал. Ты все-все отлично понимала. И работала с открытыми глазами. Ты изнутри наблюдала за этим развалом, за тем, как начинается и усугубляется процесс гниения правоохранительной системы. Ты много раз говорила об этом и с коллегами, и с мужем. Так что ж ты теперь строишь из себя целку-невидимку? Хочешь, отвечу?» – «Ну, ответь», – с ленивой неприязнью отозвалась мысленно Настя. – «В тот момент для тебя это было настоящим, ты в этом жила и работала. А теперь это стало твоим прошлым. И тебе инстинктивно хочется его обелить и приукрасить. Так устроен человек: будущего еще нет, ценить настоящее мы не очень умеем, и все, что у нас есть и что невозможно у нас отнять, это наше прошлое. Тебе невыносима мысль, что ты была счастлива, успешна и востребована в среде воров, коррупционеров и дураков. Ты стремишься создать и сохранить для себя иллюзию, в которой двадцать восемь лет твоей милицейской жизни были прожиты не зря, не напрасно, не впустую. Достойно…»

Мимо нее ходили какие-то люди, несколько раз крепкие парни из патрульно-постовой службы проводили куда-то в боковую дверь мужчин с разбитыми в кровь лицами или молодых ребят с глупыми улыбками и безумными «обколотыми» глазами. Мужчина в дорогом костюме ворвался с улицы и что-то орал дежурному, требуя прекратить некий беспредел… Плачущая женщина, дочь которой не вернулась вовремя домой… Ее, само собой, и в прежние времена отфутболили бы, а уж теперь-то тем более. Пока как минимум трое суток безвестного отсутствия не пройдет, никто не почешется.

«А еще, – назойливо продолжало отражение, которое никак не желало убраться подальше и заткнуться, – ты боишься почувствовать себя униженной. Собственно, ты это уже и почувствовала, когда Климанов начал рассказывать полицейскому, кто ты такая. Он рассказывал, а парню было пофиг. Пустой звук. И если ты начнешь, выпячивая прошлую принадлежность к системе, к братству, к корпорации, пробовать добиться каких-нибудь уступок или преференций, ты не получишь ничего, кроме презрительного непонимания и насмешливого высокомерия. Да хотя бы просто минимального уважения и чуть более внимательного отношения – и того не получишь. И ты инстинктивно стараешься избегать опасных ситуаций, которые могут привести к тому, что тебя унизят».

Наконец за турникетами показались Климанов и Петр. Настя очнулась и посмотрела на часы: начало второго ночи. Долго они там разбирались.

Вышли, остановились возле урны, стоящей рядом с крыльцом, Настя вытащила сигареты и вопросительно уставилась на Петра.

– Ну? И что это было? – строго спросила она.

– Я только хотел поговорить с Лёвкиной, – пробормотал молодой человек.

Он только хотел поговорить… Наивный оптимизм!

Вернувшись от Насти к себе на квартиру, Петр не лег спать, а начал, точнее – продолжил искать в интернете информацию о Лёвкиной и Гусареве. Поиск затруднялся тем, что имелись только инициалы, полного имени и отчества следователей Петр не знал, в уголовном деле они нигде указаны не были, что вполне понятно. И сегодня ему повезло. Он нашел-таки упоминание о некоей Маргарите Станиславовне Лёвкиной, в прошлом работавшей следователем прокуратуры в Москве, а ныне – бизнес-леди, вполне успешно руководившей собственным немаленьким бизнесом. Еще некоторое время оказалось потраченным на поиски информации о фирме Лёвкиной. Найдя адрес офиса, Кравченко, не раздумывая долго, отправился туда. Ну и что, что воскресенье, выходной день? Посмотреть, прикинуть… Он уже представлял себе видеоряд, которым будет сопровождаться его большой обстоятельный материал. В этом ряду фотографий отлично будет смотреться снимок роскошного огромного столичного делового центра, в котором Лёвкина арендует площади под офис. И подпись: «Вот так теперь выглядит место, где зарабатывают деньги следователи, начинавшие с малого – со взяток за фальсификацию уголовных дел». Или еще как-нибудь позабористее. Красота!