Рюрик - читать онлайн книгу. Автор: Анна Козлова cтр.№ 29

— Николай Василич, — сказал капитан, — послушай меня, прошу тебя. Даже если так все было, как ты говоришь, Антон Зуев ее не убивал. Ты это знаешь. Это несчастный случай…

— Нет, — ответил Николай.

— Что я ему пришью, сам подумай! — разозлился капитан. — Ну, может, руки распустил, может, угрожал, но она не была изнасилована!

Николай потребовал протокол вскрытия дочери. Капитан кобенился, утверждая, что не имеет права отдавать протокол родственникам. Николай не отставал, пока капитан не согласился отдать протокол внешнего осмотра.

— Ты все равно ничего там не найдешь.

Несколько дней Николай без остановки читал и перечитывал бумагу. Ему не было страшно, не было больно — наоборот, через казенные формулировки, лишенные даже намека на сочувствие, он словно прикасался к телу Сашки. Размышляя над увечьями, которые она получила, он словно мог быть с ней там, где на самом деле не был. Выводами он поделился с женой.

— Кровоподтеки на запястьях, вот что я нашел. Ей выкручивали руки. Медведь не мог этого делать.

Жена ничего не ответила. Через несколько часов она пришла в сарай, где Николай пытался оживить мотор «Явы», и встала в дверном проеме. Вечерний свет подтачивал контуры ее фигуры, и Николаю казалось, что жена медленно растворяется в холодном осеннем воздухе. Он бросил мотоцикл, подошел к ней, сжал ее в объятиях, перенес на верстак, задрал ее пахнущее кухней платье, и соитие, случившееся между ними, больше походило на искусственное дыхание. Он упрямо впихивал свою жизнь в ее расхотевшее жить тело, и когда в конце она расплакалась, он понял, что спас ее. По крайней мере, в этот раз. Потом они пошли в дом, в постель, и впервые за много дней заснули вместе. Наутро она сказала, что не будет больше работать в больнице, потому что при всей тщете этой деятельности ее единственным топливом является вера, а она эту веру утратила.

— Давай уедем, — сказала жена.

— Куда? — спросил Николай.

— В Беломорск.

Там жила ее старшая сестра, библиотекарша.

— Мне ведь тридцать восемь всего, — добавила жена.

Это ужаснуло Николая. Жизнь, которую он вдохнул в жену, словно кошка, принесенная в пустой дом, обустраивалась, выбирала себе местечко, не задумываясь о прошлом, не желая ни знать его, ни помнить.

Он вдруг понял, что она хочет родить ребенка и что страдание, которое они пережили, будет лишь памятником на Сашкиной могиле и останется здесь. Наверное, она будет плакать в дочкин день рождения, может, первое сентября станет для нее неприятным днем, но новый ребенок (а вдруг будет мальчик?), заботы о нем, игрушки, книжки, новый рюкзак — все это закружит, заворожит, даст смысл, через каких-то полтора-два года она возьмет на руки младенца и будет абсолютно счастлива.

Самое мучительное открытие, которое сделал Николай, глядя в тот день на свою жену, заключалось в том, что она права.

Так нужно было поступить, и так нужно поступать всегда.

Потому что жизнь сильнее смерти, потому что жизнь не прощает тем, кто не принимает ее дары, потому что страх рассеивается перед любовью, и живой ребенок родится, а мертвый — мертв.

— Антон Зуев, — сказал Николай.

— Мне все равно, — ответила жена.

— Как это?

— У меня больше нет дочери, вот и все. Мне не интересно знать, кто виноват. Это ее мне не вернет.

Для Николая, напротив, единственно важным было — знать, кто виноват.

Этот вопрос словно поставил на паузу его жизнь, его будущее, Николай Бурцев застыл перед ним, как перед экраном телевизора, в котором тревожное тиканье отсчитывает последние секунды перед правильным ответом в викторине.

Через неделю после разговора о переезде Николай увидел в щель между досками сарая, что Антон Зуев копает на своем участке, между колодцем и яблоней. Николай чувствовал сладкий сосновый запах, шершавые доски царапали лоб и нос, но он не обращал на это внимания, все его существо было сосредоточено между колодцем и яблоней, на ритмичных движениях сына соседки, на стонах начавшей остывать земли под вонзавшейся в нее лопатой.

Пес Зуевых, Тишка, знал Николая и не залаял, когда ночью тот перелез через забор и в полной темноте, на ощупь, разбрасывал руками землю. Пес стоял, виляя хвостом, рядом с человеком, словно чувствовал, что еще немного, совсем чуть-чуть — и замерзшие пальцы ощутят ткань, а потом человек заберет у земли доказательство того, что и так знает.

Рюкзак. Это был Сашкин рюкзак.

Утром, ничего не сказав жене, Николай поехал к капитану. Тот долго и как-то обреченно смотрел на Николая, на вещдок в комьях грязи, под которыми на светлой ткани все равно различались бурые пятна крови.

Антона Зуева доставили в отдел, где он провел половину дня и ночь, а на следующее утро его выпустили.

Капитан позвонил Николаю и попросил встретиться на вокзале, в бывшей советской пивной, обложенной с пола до потолка кафелем, словно морг. Они стояли за высоким одноногим столом, напоминавшим гриб, и капитан пил водку с пивом, а Николай просто слушал.

— Николай Василич, — говорил капитан, — отступи, я тебя по-человечески прошу. Он пидорас конченый, все равно сядет не в этом году, так в следующем, я таких, как он, вижу… Он мать бьет и деньги у нее на водку ворует, но так не будет всегда. Ты мне поверь, как только он не у матери, а у кого-то другого две тыщи спиздит, я его укатаю на общий режим. Выпей со мной, Николай Василич…

Николай принял от капитана стакан с водкой, но пить не стал, просто держал его в руках.

— Если бы твоя девочка изнасилована была, я бы его взял, — не унимался капитан, — я бы доказал по свидетельским и косвенным, что он это сделал, и он бы пошел у меня по этапу, но я ничего не могу доказать! Николай Василич, ты же был там, ты видел тело! Не мог человек такого сделать…

В тот день Николай дотащил пьяного капитана до отделения, передал его дежурным, а сам поехал домой. Идя по двору под приветственное повизгивание Тишки из-за забора, он услышал телевизор, который смотрела жена, детские голоса хором пели: «Папа может! Папа может! Папа может все что угодно!»

Он пошел не в дом, а в сарай, снял со стены топор, который тщательно наточил на прошлой неделе. Он вышел за ворота, открыл калитку Зуевых, потрепал по ушам бросившегося к его коленям Тишку.

Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

У Зуевых тоже работал телевизор, но Николай не мог разобрать, какая именно программа. Через несколько секунд послышались шаги и Антон открыл дверь, обдав Николая теплым запахом теста.

Николай схватил его за шею и вытянул во двор.

Антон пищал, но хватило одного удара под дых, чтобы он затих и обмяк. Николай увел его в лес, приказал сесть на землю и, держа в правой руке топор, спросил:

— Что ты сделал с ней?

Зуев был напуган. Его маленькие, почти прозрачные глазки в обрамлении белесых ресниц смотрели на Николая подобострастно. В них читалась готовность к сотрудничеству. Он не отпирался. Он правда поджидал Сашку первого сентября возле остановки, он в нее влюблен был. Предложил погулять, она согласилась. Правда согласилась. И они пошли по дороге, вдоль леса, а потом он решил ее поцеловать. Она стала вырываться, он схватил ее за руки, а она ударила его коленом в пах. Она сама убежала в лес. Он, когда в себя пришел, пытался ее искать, он звал ее, кричал, но ее не было. Он только нашел ее рюкзак, в крови.