Парень вздохнул, сдувая прохладным воздухом последние язычки ярости, и огляделся. Во всех кельях капонира под потолком блестели гофрированные трубы, соединенные в систему вентиляции. Нет, в нее не пролез бы и ребенок, поэтому самый избитый вариант побега пришлось отринуть. Но пара дыр в ребристой жести позволила слышать все, о чем говорили не только в бункере, но и снаружи. К счастью, яд подавлял сверхчуткий слух в последнюю очередь. Пленник, подтянувшись, прислонил ухо к отверстию и сквозь гул сквозняка уловил знакомую речь:
– Шеф, наш волчонок проснулся, – с легкой издевкой произнес Кадавр. – И просится погулять.
– Рано ему еще гулять, – проворчал доктор. – Не хочу, чтобы столько времени и жизней пошли злому псу под хвост.
– И что, так и будет сидеть взаперти?
Врач помедлил с ответом.
– Посмотрим. Может, образумится. В конце концов, это и для его блага тоже.
– Кстати, Егерь сказал, что видел недалеко от лагеря собаку. Странно, он же утверждал, мол, на его землю клыкастым хода нет. Послать ребят?
– Нет. «Львы» нужны здесь.
– Понял. Разрешите идти?
– Разрешаю.
Собаки… Неужели стайка щенков искала нового вожака? Если так, значит, шанс есть. Грид набрал полную грудь воздуха и завыл в трубу из последних сил, поставив на уши всю округу. Звук, искаженный гремящим лабиринтом гофр, превратился в дьявольский рев, и не успел он стихнуть, как из леса донесся нарастающий с каждой секундой лай – чудища мчали на выручку.
* * *
Банан вздрогнул и завертел головой.
– Что это за звук?
Ответ не заставил себя долго ждать. Из кустов, ломая ветки, вылетел лоснящийся черный сгусток с горящими глазами и раззявленной пастью, похожей на ржавый медвежий капкан, если бы зубья в нем были раза в три длиннее.
Боец держал РПГ наискось через грудь – это его и спасло: клыки с лязгом кузнечного молота впились в пулемет, прокусив магазин и смяв ствольную коробку. Ведомый рефлексом зверь мотнул башкой, ремешок лопнул, и немаленький такой парнишка кубарем покатился по траве.
Второй щенок прыгнул на спину поверженного врага и уже собрался сомкнуть челюсти на шее, но тут сухим кашлем защелкал карабин. Стоило тварям показаться, Карина белкой махнула на буханку и распласталась на холодной, влажной крыше. Пули пробили первому псу грудину, но застряли в толстых костях, не причинив особого вреда. Но чудище предпочло отступить за шелестящую зеленую завесу, и пока девушка ругалась сквозь зубы, выцеливая мелькающий хвост, третье существо – самое крупное из стаи – на полной скорости протаранило лбом борт электромобиля с такой силой, что левые колеса оторвались от земли.
Невысоко – на полтора пальца – и если бы схватка развернулась в жаркий полдень, снайперша без труда удержалась бы на позиции. Но холщовые штаны и разгрузка скользнули по металлу, как по стеклу, и резкий вскрик сменился глухим шлепком. Чудище с победным рыком скакнуло к добыче, но вместо сочного мяса угостилось рожком маслин в упор.
Краб все это время находился на боевом посту – у расположенной в салоне радиостанции. Стоило машине выровняться после тарана, он распахнул боковую дверь и от бедра высадил из АКСУ весь боезапас. Будь перед ним матерый кобель – сожрал бы вместе с автоматом, но молодые ребра еще не так крепки, и щенок, взвизгнув, пустился наутек, поскуливая на каждом вдохе.
Секундное затишье сменилось одновременным натиском со всех сторон. Радист буквально вытащил соратницу из захлопывающейся пасти, швырнул в машину и заперся. Тварей преграда ни капельки не смутила – они принялись рвать кузов, как фольгу, пробивая обшивку и выдирая лоскуты. «Кедр» выбежавшего из бункера Кадавра, и уж тем паче – пистолет доктора досаждали гадам не сильнее комариных укусов. Одурманенные запахом загнанной добычи, твари не замечали стучащих по шкурам пуль.
– Может, Германа на них натравить? – предложил медик.
– А ты его потом обратно загонишь? – Фельде вздохнул и потянулся к рации, чтобы отдать самый страшный приказ для любого командира. – В буханке запас взрывчатки. Боюсь, иного выхода нет.
– Есть, – пробасили над ухом.
Егерь растолкал врачей могучими плечами и зашагал к авто, плугом волоча за собой самодельную алебарду. На длинном дубовом древке красовалось стальное навершие, совместившее в себе сразу три основных вида оружия: рубящее, колющее и дробящее. Первое представляло топорище в виде заточенной до бритвенной остроты половины диска, напоминающей распиленное по диаметру крохотное – в две ладони – колесо поезда. Второе – заостренный конусом штырь арматуры, ну, а третье – трапециевидный обух, суженный до формы зубила. Сложно было представить, сколько весит такая громадина, но старик перекинул ее из ладони в ладонь с легкостью обычного колуна.
Дальнейшее заставило повидавших виды шуховцев уронить челюсти и распахнуть глаза, будто малые дети – на выступлении умелого фокусника. Двухметровый амбал взревел медведем, разбежался и с грацией юного гимнаста сиганул на половину своего роста. Подошвы подбросили листву и комья земли, как пыль из старого ковра, а рухнувший из-за спины топор за мгновения полета набрал такую силу и скорость, что застрял в спине пса по самый обух.
Хрустнуло громче выстрела, и тварь с перебитым хребтом и размазанными в кашу легкими рухнула и засучила передними лапами в тщетной попытке уползти в кусты. Следующим выпадом Егерь кольнул ближайшее чудище в бок, второе миг спустя получило зубилом по морде. Но былой мощью в ударах уже и не пахло – позиция была не та, слишком тесно, поэтому Ярослав отступил на исходную и снова заревел, встопорщив усы и выпучив налитые кровью зенки.
Самый мелкий кобелек предпочел дать деру, но оставшаяся троица неспешно побрела к противнику. Тот, что с целой шкурой, наступал по прямой, а пара подранков заходили с флангов. Но Егерь не протянул бы треть жизни в лесу, если бы не знал повадки зверья и не умел ему противостоять. Не отводя взгляда от желтых глаз напротив, старик прыгнул влево – к самому побитому псу, поймавшему и пули, и штырь под сердце. Провокация удалась на славу – гад кинулся к цели, но раззявленная пасть сомкнулась не на горле, а на заточенном до звона диске. Боковой удар топора почти срезал нижнюю челюсть, и та обвисла на располосованной мышце. Это не убило щенка, зато вынудило умчать вслед за первым дезертиром.
Оставшиеся продержались немногим дольше: одному раскроили череп, второму отсекли переднюю лапу. Глядя на залитую кровью поляну и вымазанного с ног до головы охотника, Кадавр свистнул и протянул:
– Не понимаю, на кой сыр-бор с сывороткой, когда есть такие кадры.
Марк улыбнулся, ничуть не обидевшись на сомнения соратника в его детище, и с ноткой иронии ответил:
– Придет время – поймешь.
* * *
Кипеш в лагере поднялся жуткий, от воя и выстрелов воздуховод гремел так, словно артель пьяных сапожников лупила по трубам молотками. Но даже если стая каким-то чудом справится со всем отрядом, открыть дверь и освободить вожака все равно не сумеет.