— Кто это был — мужчина или женщина? — спросила она тихо, когда наконец мы вошли в сырую, прохладную аллею.
— Не знаю.
— А как ты думаешь?
— По-моему, это была женщина.
— Мне показалось, что это мужчина в длинном плаще.
— Возможно, это был мужчина. В этом неясном освещении трудно было разглядеть.
— Постой, Мэриан! Мне страшно — я не вижу тропинки. А что, если эта фигура идет за нами?
— Не думаю, Лора. Право, бояться совершенно нечего. Деревня находится неподалеку от берега, все свободно могут гулять там и днем и ночью. Странно, что мы до сих пор никого не видели на озере.
Мы шли через парк. Было очень темно — так темно, что мы с трудом различали дорогу. Я взяла Лору за руку, и мы пошли еще быстрее.
Мы прошли уже половину пути, как вдруг она остановилась и удержала меня за руку. Она прислушалась.
— Ш-ш… — шепнула она. — Кто-то идет за нами.
— Это шуршат сухие листья, — сказала я, чтобы ее успокоить, — или ветка упала с дерева.
— Но сейчас лето, Мэриан, а ветра нет и в помине. Слушай!
И я услышала тоже — чьи-то легкие шаги приближались к нам.
— Пусть это будет кто угодно, — сказала я, — пойдем дальше. Через минуту мы будем уже совсем близко от дома, и, если что-нибудь случится, нас услышат.
Мы пошли вперед так быстро, что Лора совсем задохнулась, когда мы вышли из парка. Впереди мы уже видели освещенные окна дома.
Я остановилась, чтобы дать ей отдышаться. Только мы хотели было двинуться дальше, как она снова остановилась и сделала мне знак прислушаться. Чей-то глубокий вздох долетел до нас из-за темной, сумрачной гущи деревьев.
— Кто там? — окликнула я.
Никто не отозвался.
— Кто там? — повторила я.
Стояла тишина, и вдруг мы снова услышали чьи-то шаги — они удалялись от нас в темноту все дальше, дальше, пока совсем не затихли вдали.
Мы поспешили выйти на открытую лужайку, быстро пересекли ее и, не сказав больше ни слова друг другу, подошли к дому.
В холле при свете лампы Лора, вся бледная, подняла на меня испуганные глаза.
— Я чуть не умерла от страха! — сказала она. — Кто бы это мог быть?
— Мы попробуем разгадать это завтра, — отвечала я, — а пока никому не говори об этом.
— Почему?
— Потому что молчание безопаснее, и в этом доме лучше молчать.
Я сейчас же отослала Лору наверх, подождала с минуту, сняла шляпу, пригладила волосы и отправилась на разведку. Сначала я пошла в библиотеку под тем предлогом, что хочу взять какую-нибудь книгу.
Граф сидел в самом огромном кресле в доме, мирно курил и читал. Он положил ноги на диван, снял с себя галстук, ворот его рубашки был расстегнут. На пуфике подле него, как послушная девочка, сидела мадам Фоско, скручивая его пахитоски. С первого же взгляда я поняла, что вечером ни муж, ни жена никуда не выходили из дому.
При моем появлении граф Фоско со смущенной любезностью встал и начал повязывать галстук.
— Прошу вас, не тревожьтесь, — сказала я, — я пришла сюда только за книгой.
— Все мужчины моих размеров несчастны, ибо страдают от жары, — сказал граф, величественно обмахиваясь огромным зеленым веером, — мне хотелось бы поменяться местами с моей превосходной женой — она холодна в эту минуту, как рыба там, в водоеме.
Графиня разрешила себе растаять от удовольствия при этом своеобразном комплименте своего супруга.
— Мне никогда не бывает жарко, мисс Голкомб, — заметила она скромно, с видом женщины, признающейся в своих особых талантах.
— Вы с леди Глайд гуляли сегодня вечером? — спросил граф, пока я для отвода глаз брала с полки книгу.
— Да, мы пошли немного освежиться.
— Разрешите спросить, куда вы ходили?
— К озеру — до самой беседки.
— Э? До самой беседки?
При других обстоятельствах, возможно, я сочла бы его любопытство назойливым, но сейчас оно было лишним доказательством того, что ни он, ни его жена не имели никакого отношения к таинственному явлению на озере.
— Никаких новых приключений, надеюсь? — продолжал он. — Никаких больше находок вроде раненой собаки?
Он устремил на меня свои бездонные серые глаза — их холодный стальной блеск всегда принуждает меня смотреть на него и, когда я смотрю, всегда меня смущает. В такие минуты во мне растет неотвратимое убеждение, что он читает мои мысли. Я ощутила это и сейчас.
— Нет, — сказала я коротко, — ни приключений, ни находок.
Я попыталась отвести от него глаза и уйти. Как это ни странно, мне, пожалуй, не удалось бы осуществить мою попытку, если бы мадам Фоско не помогла мне, заставив его посмотреть в свою сторону.
— Граф, мисс Голкомб стоит! — сказала она.
Он отвернулся, чтобы подать мне стул, а я ухватилась за этот предлог, чтобы поблагодарить его, извиниться и выскользнуть вон.
Час спустя, когда горничная Лоры пришла в спальню помочь молодой леди раздеться, я пожаловалась на ночную духоту, чтобы разузнать, где провели слуги вечер.
— Вы, конечно, измучились внизу от жары? — спросила я.
— Нет, мисс, — сказала девушка, — мы ее не почувствовали.
— Вы все, наверно, ходили в парк?
— Кое-кто из нас собрался пойти, мисс, но кухарка сказала, что посидит во дворе — там прохладно, и мы все решили вынести туда стулья и просидели там весь вечер.
Оставалось разузнать, где была вечером домоправительница.
— Миссис Майклсон легла уже спать? — осведомилась я.
— Вряд ли, мисс, — отвечала, улыбаясь, девушка. — Она, пожалуй, встает сейчас, а не ложится спать.
— Почему? Что вы хотите сказать? Разве миссис Майклсон спала днем?
— Нет, мисс, не совсем так. Она весь вечер проспала у себя в комнате на кушетке.
То, что я своими глазами видела в библиотеке, и то, что слышала сейчас от горничной, вело к неизбежному заключению. Ни мадам Фоско, ни ее муж, ни кто-либо из прислуги не ходил на озеро. Фигура, которую мы там видели, была фигурой какого-то постороннего человека. Шаги, которые мы слышали в лесу, не принадлежали никому из домашних.
Кто же это был?
Строить догадки бесполезно. Я даже не знаю, была ли фигура женской или мужской. По-моему, это была женщина.
VI
18 июня
Угрызения совести, замучившие меня вечером после рассказа Лоры, вернулись в безмолвии ночи и не дали мне заснуть.
Я зажгла свечу и стала перечитывать мои старые дневники, чтобы проверить, в какой мере я виновата в роковом замужестве Лоры и как мне надлежало поступить, чтобы спасти ее от этого брака. Результат немного облегчил мою совесть. Я убедилась, что, как бы слепо и неразумно я тогда ни действовала, мною руководило только желание ее блага. Обычно слезы не приносят мне облегчения, но на этот раз было не так. Я выплакалась, и мне стало немного легче. Утром я встала с твердо принятым решением, со спокойными мыслями. Что бы ни сказал мне впредь сэр Персиваль, я никогда больше не рассержусь на него, никогда не позабуду, что остаюсь здесь, несмотря на обиды, угрозы и оскорбления, только для того, чтобы быть подле Лоры.