Найти виноватого - читать онлайн книгу. Автор: Джеффри Евгенидис cтр.№ 26

Джунгли влажно проникают в ноздри, словно какие-то испарения. Теперь-то он точно проснулся. Раньше ему никогда не доводилось нюхать ничего подобного. Словно запах грязи и фекалий смешался с ароматом подмышек и червей, хотя и это описание не вполне точно. Есть также нотки диких свиней, сырное амбре шестифутовых орхидей, трупное дыхание плотоядных мухоловок. По всей деревне, от болотистой земли до самых верхушек деревьев, животные поедают, переваривают друг друга и рыгают, не закрывая пасти.

У эволюции нет какого-либо определенного плана. Несмотря на некоторую последовательность (доктору Люсу нравится подчеркивать структурное сходство между мидиями и женскими гениталиями), она способна к импровизации. В этом заключается сама суть эволюции – целый веер возможностей, реализуемых не по принципу последовательных улучшений, а просто ради непродуманных изменений – иногда к лучшему, а иногда и к худшему. Рынок, то есть мир, определяет дальнейшую судьбу. Здесь, на Казуариновом Берегу ^[24], цветы обрели повадки, которые Люсу, уроженцу Коннектикута, кажутся совершенно не свойственными цветам. Ему казалось, что цветы должны приятно пахнуть, чтобы привлекать пчел. Однако те монструозные местные экземпляры, которые он имел неосторожность понюхать, пахли самой смертью. Внутри чашечки каждого цветка таилась лужица дождевой воды (а точнее, кислоты для переваривания), в которой умирал какой-нибудь жук. Увидев это, Люс резко отшатнулся, зажав нос, и услышал, как где-то в кустах над ним смеются даваты.

Эти размышления прерываются хныканьем мальчика на соседнем черепе. «Семен, – ноет он. – Аке семей».

Наступает тишина, нарушаемая лишь бормочущими что-то во сне даватами, а потом, как и каждую ночь, Люс чувствует, что мальчик лезет ему в шорты. Он аккуратно берет ребенка за запястье, ищет фонарик свободной рукой, включает его и направляет бледный луч мальчику в лицо. Мальчик тоже лежит на черепе (своего дедушки, если быть точным), который уже много лет впитывал жир с кожи и волос потомков и окрасился в ярко-рыжий цвет. Мальчик испуганно смотрит на Люса из-под своей буйной шевелюры. Он немного напоминает юного Джимми Хендрикса. Нос у него широкий и плоский, скулы выдаются вперед. Губы сложены уточкой, так как он говорит на языке даватов, изобилующем взрывными согласными. «Аке семен», – повторяет он. Может быть, это одно слово. Его плененная рука делает еще одну попытку добраться до паха Люса, но Люс перехватывает ее.

Так вот, другие причины недовольства. Во-первых, тот факт, что ему приходится в таком возрасте заниматься полевой работой. Кроме того, вчера он впервые за восемь недель получил почту, взволнованно разорвал отсыревший пакет и обнаружил на обложке «Медицинского журнала Новой Англии» анонс сомнительного исследования Паппас-Кикучи. А теперь еще и этот мальчик.

– Ну хватит, хватит, спи, – говорит Люс.

– Семен. Аку семен!

– Спасибо, но не стоит.

Мальчик поворачивается и смотрит куда-то во тьму, а когда поворачивается обратно, при свете фонарика видно, что в глазах у него слезы. Ему страшно. Он пытается высвободить руку и о чем-то умоляет.

– Ты когда-нибудь слышал о профессиональной этике? – спрашивает Люс.

Мальчик останавливается и смотрит на него, силясь понять, потом снова начинает тянуть руку.

Мальчик пристает к нему вот уже три недели подряд. Дело не в том, что он влюбился, конечно. Среди множества уникальных особенностей даватов есть строгая сегрегация полов. Это, впрочем, не та биологическая странность, ради которой в Ириан-Джаю приехали Люс и его команда, – скорее, связанная с ней антропологическая особенность. Деревня имеет форму гантели – в середине сужается, а по обоим краям стоят общие дома. Мужчины и мальчики спят в одном доме, женщины и девочки – в другом. Мужчины племени дават считали женщин настолько грязными, что выстроили всю социальную структуру так, чтобы по возможности избегать контактов. Мужчины навещают женский дом только для размножения. Они быстро делают то, зачем пришли, и уходят. По словам Рэнди (антрополога, который говорит на языке даватов), слово «вагина» буквально переводится с даватского как «штука, от которой одни беды». Это, разумеется, прогневало Салли Уорд, эндокринолога. Она приехала сюда изучать уровень гормонов в плазме и не отличалась терпимостью к так называемым культурным особенностям, а потому при каждой встрече с Рэнди поливала грязью антропологию как науку. Правда, это случалось нечасто, поскольку по законам племени она была вынуждена жить на другом конце деревни. Люс понятия не имел, что там происходило. Даваты возвели между двумя зонами глиняную стену, утыканную копьями с насаженными на них продолговатыми зелеными тыквами. Поначалу Люсу казалось, что все это выглядит крайне нарядно и напоминает венецианские фонари, но потом Рэнди объяснил ему, что тыквы заменяют человеческие головы, которые висели здесь раньше. За стеной особо не было ничего видно, и в ней был только один узкий проход, где женщины оставляли мужчинам еду, а мужчины раз в месяц ходили к ним, чтобы на три с половиной минуты взгромоздиться на своих жен.

Хотя отношение даватов к сексу как средству размножения и было вполне католическим, миссионерам с ними приходилось трудновато. В мужском доме не было целибата. Мальчики племени дават жили с матерями до семи лет, после чего отправлялись жить с мужчинами. Следующие восемь лет мальчикам приходилось ублажать старших мужчин орально. Наряду с поношением вагины у народа даватов было принято превозносить мужские половые органы, а также сперму, которую считали эликсиром невероятной силы. Чтобы стать мужчинами, воинами, мальчикам следовало поглощать как можно больше спермы, и они занимались этим дни и ночи напролет. В первую ночь в общем доме Люс и его помощник Морт были, мягко говоря, шокированы увиденным – милые маленькие мальчики переходили от одного мужчины к другому, словно в той игре, где надо вылавливать яблоки ртом из воды. Рэнди сидел и записывал. После того, как всех мужчин удовлетворили, один из вождей, явно желая продемонстрировать гостеприимство, рявкнул что-то мальчикам, которые тут же направились к американским ученым.

– Нет-нет, спасибо, не стоит, – сказал Морт своему мальчику.

Даже Люс ощутил, как обливается потом. Мальчики занимались своим делом вполне бодро, в крайнем случае с некоторой неохотой, с какой дети обычно выполняют работу по дому. Люс заново подивился тому, что сексуальный стыд на самом деле – социальный конструкт, полностью связанный с культурой. Но он все же был представителем американской культуры, а именно – англо-ирландской и некогда епископальной, в связи с чем вежливо отклонил предложение даватов. Как и сегодня.

Однако он полностью осознавал комизм ситуации, в которой он, доктор Питер Люс, директор Клиники сексуальных расстройств и гендерной идентичности, в прошлом генеральный секретарь Общества научного изучения секса (ОНИС), сторонник открытого исследования сексуального поведения, борец с ханжеством и стеснением и яростный провозвестник всех физических наслаждений, мучился чувством неловкости где-то на краю света, в глубине эротических джунглей. В своей ежегодной речи перед Обществом в 1969 году доктор Люс напомнил присутствующим сексологам о давнем конфликте между научными исследованиями и бытовой моралью. Взгляните на Везалия, сказал он. Вспомните Галилея. Люс проявил обычную практичность и посоветовал коллегам вести исследования в странах, где считались нормальными так называемые девиантные сексуальные практики и где проще было их изучать (в качестве примера можно было привести содомию в Голландии и проституцию на Пхукете). Он гордился широтой своих взглядов. Человеческая сексуальность для него была чем-то вроде брейгелевского полотна, и он наслаждался ее изучением. Люс старался не выносить оценочных суждений по поводу разнообразных задокументированных извращений и высказывал протест, только если они были очевидно вредоносны (например, педофилия или насилие). В случае с другими культурами его толерантность простиралась еще дальше. Минеты, которые делались в мужском доме, огорчили бы Люса, случись такое в Ассоциации молодых христиан или на Двадцать Третьей улице, но здесь он понимал, что у него нет права на протест. Возмущение только помешало бы его работе. Он приехал сюда не в качестве миссионера. Учитывая здешнюю мораль, мальчики вряд ли чем-то заразятся. К тому же, им и не суждено стать обычными гетеросексуальными мужьями. Они просто станут получать, а не давать, и все будут счастливы.