Большая игра: Столетняя дуэль спецслужб - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Рохмистров cтр.№ 58

Итак, посольство отправилось в путь. По свидетельству доктора Яворского, впоследствии издавшего воспоминания в двух томах, в которых среди прочего имеется подробное описание этой миссии, Столетов сразу же повел себя крайне странно. Например, в Гюзаре, в пятидесяти километрах от Карши, он выразил присланному для приема мирахуру неудовольствие свое за то, что местный бек, второй сын эмира, не явился к нему с визитом. Не поверив оправданию, будто бек болен, Столетов послал Назирова проверить это. Бек действительно оказался болен, но решил все-таки приехать к сердитому послу. Столетов принял его весьма сухо и немедленно распек за невнимание и непочтение. Яворский уверяет, будто Столетов сказал ему: «Я уже решился было о вашем поступке написать вашему отцу, эмиру, а ведь он не замедлил бы учинить за это примерное наказание» — и будто при этом употребил слово чубук (палка). Заман-бек опровергает эту прибавку, а Бендерский подтверждает, что сам отлично это слышал. Такой грубый тон в обращении с сыном эмира, у которого миссия была в гостях, мог бы положить конец дальнейшей дипломатической деятельности посла. Яворский уверяет, будто при этих словах некоторые из свиты бека схватились за рукоятки кинжалов.

Бек не оправдывался. За него извинился мирахур. Посол смягчился и одарил бека и его свиту почетными халатами. После угощения чаем бек уехал и прислал ответные подарки. Тем дело и кончилось.

Затем, когда посольство вступило уже на афганскую землю, генерал Столетов вдруг резко переменил тактику, обнаружив крайнюю заботливость о неприкосновенности миссии. Топографу Бендерскому он не разрешал делать чересчур явно отметки в его аспидной книжке, которую тот выдавал за молитвенник; также запрещал ему отходить на стоянках в сторону для определения направления пути по компасу, прицепленному Бендерским на одной цепочке с часами; становясь на ночлег засветло, приказывал к ночи снимать палатки казачьего конвоя и укладывал казаков вокруг своей палатки, под открытым небом, что при ночлегах на горных перевалах и на сырой земле весьма вредно отразилось на здоровье казаков; представления по этому поводу доктора Яворского глава миссии считал нарушением дисциплины. Все, что могло возбудить подозрение в афганцах, было, по его мнению, «опасно»; Столетов боялся уже просто в чем-нибудь перечить афганцам, — «что скажут они — то и хорошо»; посольство имело на вьюках складную мебель, но Столетов не позволял распаковывать ее, боясь задеть самолюбие афганцев, как бы «выставляя на вид их бедность».

В результате, вопреки приказанию Кауфмана идти только днем, Столетов, по настоянию афганцев, нередко выступал в шесть часов вечера и шел ночью, а с ночлега, по афганской трубе, выступал до рассвета. Поэтому многие участки маршрута были нанесены Бендерским совершенно наугад и проверены только при обратном походе миссии, когда Столетова с нею не было и Бендерский делал свои отметки вполне открыто.

Как бы то ни было, миссия медленно, но верно продвигалась к Кабулу. Кауфман тоже не сидел сложа руки. Все три колонны к концу мая оказались уже сформированы, и теперь Гротенгельму было предписано идти правым берегом к Чарджоу, если в Хиве все спокойно, а тяжести везти на пароходах «Самарканд» и «Перовский» с баржами. Отряд его должен был войти в связь с Красноводским отрядом генерал-майора Ломакина, идущего вдоль северной границы Персии к Мерву. Если в Чарджоу станет известно о занятии кавказцами Мерва, то Гротенгельм идет туда же; если кавказцы не дойдут, то Гротенгельм продолжает идти вверх по Аму до Келифа и ждет приказаний там.

Ферганский отряд выступил 28 июня. Абрамов доносил, что снег на перевале Кара-казык не дозволяет двигать ночью более шестисот лошадей зараз. Кауфман разрешил такой порядок движения. Для расчистки перевала посланы были туземцы, но вдруг в самом конце июня там повалил густой снег — явление весьма редкое — и за ночь уничтожил всю дневную работу. Погодные условия вновь встали на пути русской армии. Идти было можно только от трех до семи часов утра; за это время переносилось на руках до трехсот вьюков. В результате для перехода всего отряда потребовалось бы десять дней, и то, если не случится вьюга, которая на высоте более четырех тысяч метров могла бы повести к катастрофе. Абрамов лично осмотрел перевал Кара-казык и нашел, что все тяжести придется переносить на руках с крайним утомлением людей и потерей времени. Воспользовавшись двумя сухими днями, он перевалил только две роты с инженерным парком.

Тем временем Столетов достиг Мазари-Шерифа. Здесь миссия была встречена Фейз-Мухаммед-ханом, командующим войсками в Афганском Туркестане, и Хош-диль-ханом, сыном наместника и его вторым помощником по гражданскому управлению. Для встречи были выстроены четыре батальона афганской пехоты и батарея артиллерии. Пехота взяла на караул, артиллерия произвела салют. Прибывшие генералы извинились, что сам наместник не мог выехать на встречу по болезни.

Шестого июля миссия представлялась Хош-диль-хану, и Столетов заявил ему, что не может долго ожидать выздоровления его отца, который хотел сопровождать посольство в Кабул. Хош-диль-хан немедленно послал курьера в Кабул с вопросом: кому ехать с русским посольством, если болезнь его отца затянется?

Седьмого июля отец его умер. Это было мрачным предзнаменованием для афганцев. Снова семерка, и вновь неблагоприятный оборот событий. Русская миссия застряла, Берлинский конгресс близился к концу, и результаты его уже фактически были предопределены.

Председательствовал на конгрессе германский канцлер Бисмарк. Важнейшие вопросы обычно предварительно решались на частных совещаниях представителей Германии, Англии, Австро-Венгрии и России, делегации которых возглавляли соответственно Бисмарк, премьер-министр Англии лорд Биконсфилд, министр иностранных дел Австро-Венгрии Андраши, русский канцлер Горчаков. Споры шли в основном о Болгарии, территорию которой, определенную СанСтефанским договором, Австро-Венгрия и Англия желали урезать до минимума, о Боснии и Герцеговине, на которые претендовала Австро-Венгрия, и о территории в Закавказье, отошедшей от Турции к России, против чего протестовала Англия. Бисмарк объявил себя нейтральным посредником, но на деле поддерживал требования Австро-Венгрии и Англии, вынудив Россию принять большую их часть.

И именно в этот же день Кауфман прислал Абрамову новую телеграмму: «Насиловать перевала нельзя при дурной погоде. Весь отряд следует тотчас повернуть назад и лошадей распустить. Крайности нет. Еду завтра Самарканд. Будет нужно, притяну отряд к Самарканду. Теперь можно обойтись. Расположитесь ближе к Маргелану лагерем». Отряд повернул назад в город Ош, оставив по пути, в Вуадиле, артиллерийский парк и роту пехоты.

Тринадцатого июля Берлинский конгресс завершился, и сторонами был подписан Берлинский трактат, изменивший условия Сан-Стефанского договора в ущерб России и славянским народам Балканского полуострова. Он отодвигал южную границу Болгарии за Балканский хребет. Болгария объявлялась автономным княжеством, выборный глава которого утверждался султаном с согласия великих держав. Временно управление Болгарией до введения в ней конституции сохранялось за русским комиссаром, однако срок пребывания русских войск в Болгарии был ограничен девятью месяцами. Турецкие войска не имели права находиться в княжестве, но оно обязано было платить Турции ежегодную дань. Болгарские области к югу от Балканского хребта составили турецкую провинцию Восточная Румелия, которая оставалась под непосредственной политической и военной властью султана и губернатор которой назначался султаном сроком на пять лет с согласия великих держав.