И мне тут же стало хорошо: я захотела жить как глухая, и это желание сделало меня счастливой.
Моя жизнь стала полной и насыщенной. Я вышла замуж и родила троих детей. Они унаследовали мое заболевание и также имели проблемы со слухом. Я работала продавцом и писала рассказы, также я вошла в совет одной некоммерческой организации.
Но… Я перестала кататься на лыжах через несколько лет после того, как оглохла. Без физической активности я начала набирать вес. К тому времени как мне исполнилось сорок четыре, я окончательно забыла о том, что радовало меня, – о катании на водных лыжах. Я решила, что уже слишком старая и толстая, чтобы снова этим заниматься.
Через несколько месяцев после моего дня рождения муж прислал мне ссылку на фрагмент передачи «Сегодня», где показали женщину, которая лихо неслась по воде. Джуди Майер было шестьдесят шесть, у нее был небольшой лишний вес, но она все равно каталась на лыжах. Кататься она научилась, когда ей было пятьдесят три. Вау! Неужели мне, в мои сорок четыре года, еще не поздно снова начать заниматься любимым спортом?
Я так вдохновилась этой историей, что нашла Джуди на Фейсбуке и рассказала ей о себе.
– Приезжай во Флориду, и мы снова поставим тебя на воду, – предложила она.
Я поехала в Винтер-Хейвен, встретилась там с Джуди и дважды чемпионкой мира по босому катанию Кейт Сэн-Онж. Я с первой попытки встала на лыжи и вернулась к своему любимому спорту! На моем лице сияла улыбка на миллион долларов.
Я познакомилась с лыжницами из разных уголков мира. Они были повсюду, и вскоре мы все подружились. Кроме того, Кейт помогла мне откорректировать питание, и я потихоньку начала худеть. К концу года я сделала то, о чем даже не мечтала в юности. Я научилась кататься спиной вперед!
Спорт, который принес мне и счастье, и горе, снова радовал меня. А благодаря знакомству с Джуди и возвращению на воду я узнала нечто важное: лучшие годы у нас только впереди.
Мир размером с комнату
Мы не можем управлять ветром, но можем правильно поставить паруса.
Берта Кэллоуэй
Мама погибла за неделю до моего шестнадцатилетия. В сорок восемь лет – слишком молодая, чтобы умирать. И, как выяснилось, она унесла с собой один секрет.
Я думала, хуже никогда не будет, но ошибалась. Все началось следующей весной. На семейном обеде мне стало плохо: сердце заколотилось, голова закружилась, меня затошнило. Я кинулась в туалет. Мысль о том, что меня может вырвать прямо за столом, была отвратительна, и паническая атака очень напугала.
В тот день я приняла решение, навсегда изменившее мою жизнь: я никому не расскажу о случившемся, даже если это произойдет вновь. Все шло нормально, а потом меня опять настигал приступ паники.
Я выскакивала из ресторанов и кинотеатров, разворачивалась и уходила из торговых центров. Я не знала, что со мной происходит и почему. Просто старалась избегать пугающих ситуаций. Люди же не остаются в опасном месте, верно? Но в действительности каждый раз, когда я ретировалась или отклоняла предложение, безопасный мир становился меньше и меньше.
Мне было слегка за двадцать, когда я впервые бросила работу – из-за приступов паники. Тогда я трудилась в ежедневной газете в небольшом городке. Вместе с фотографом я колесила по всему округу, писала статьи и сдавала их в срок. Я была популярна, кассирши в супермаркетах узнавали мою фамилию на чеках.
Я уже начала привыкать к учащавшимся приступам. Отправляясь куда-либо, я первым делом узнавала расположение выходов. Если я чувствовала себя запертой, то ситуация ухудшалась стремительно, поэтому я должна была подготовить пути к отступлению. Я уже давно заказывала места только в проходе. Потом стояла у дверей, потом – прямо на пороге. Затем я попросила редактора отправить на работу другого репортера, когда место казалось мне недостаточно «безопасным». А потом сердце у меня начало колотиться прямо в редакции.
Я теряла контроль, думала, у меня случится сердечный приступ или я начну кидаться на людей. Частью разума я понимала: это не так. Но паника была сильнее, и ее голос заглушал голос разума:
Беги! Беги! Беги!
И я бежала домой.
Объяснила ли я отцу, почему неожиданно бросила работу мечты и заперлась в спальне? Нет. Приступы смущали и пугали меня. Я твердила себе, что нужно просто переждать – это плохой период, пустота, ее следует заполнить. Считалась ли тогда тревожность болезненным расстройством? Если и да, то никто об этом не говорил.
Моя работа и жизнь строились вокруг приступов. Я как-то сумела с собой справиться, познакомилась с молодым человеком и вышла замуж. Выбор оказался неудачным, но к тому времени, когда я это осознала, паника уже заполнила разум понятиями «ловушка» и «беспомощность». Приступы случались чаще, даже в отсутствие чего-либо «страшного». Только что я веселилась с друзьями, а через мгновение мне казалось, что я шагаю в пропасть с крыши небоскреба.
С каждым днем безопасный мир становился меньше и меньше.
С каждым новым приступом я теряла уверенность в себе и соскальзывала в пропасть страха перед страхом. За два года я стала пленницей в собственном доме. Я не могла даже газету с крыльца забрать. Отрицать болезнь стало невозможно.
Лучшая подруга изо всех сил старалась вытащить меня из дома. Однажды она заявила:
– Я везу тебя обедать. Ни о чем не думай. Просто выйди за дверь.
Я не могла этого сделать.
– Я не понимаю! Это всего лишь шаг! Один шаг!
– Это не всего лишь один шаг, – ответила я. – Это – ШАГ!
Я пыталась объяснить поведение родным и друзьям, но даже сама не понимала, что со мной происходит. А потом папа сказал:
– То же самое было у твоей матери.
Мама была «нервной». Она не водила машину, не переходила оживленных улиц и особенно не любила лестницы. Я до сих пор чувствовала на плече ее хватку, когда нам нужно было спуститься в подвал для стирки. Мы спускались медленно, по одной ступеньке. Да, со мной творилось то же самое. Оказывается, мама много лет принимала транквилизаторы, а бабушку лечили электрошоком.
Хотелось бы мне сказать, будто эти откровения принесли мне облегчение, но на выздоровление ушло несколько лет. Я нашла психотерапевта, приезжавшего ко мне домой. Он помогал мне осваиваться на опасных территориях. Большинство людей никогда не узнают, как страшно дойти до магазина, чтобы купить галлон молока для детей. По крайней мере, я надеюсь, они не узнают.
В 90-е годы я прочитала в женском журнале статью о панических расстройствах и показала ее своему врачу.
Через два года я стала пленницей собственного дома.
– У меня именно это, – сказала я. – От этого есть лекарства.