Счастье по Аристотелю - читать онлайн книгу. Автор: Эдит Холл cтр.№ 50

Страница

Никакие другие концепции даже сравнивать нельзя с аристотелевским научным подходом к этому вопросу, изложенным в труде со звучным названием «О возникновении и уничтожении». Все в нашем физическом мире, включая такое живое существо, как человек, проходит перманентный процесс появления на свет, роста, изменений, увядания и исчезновения. Смерть наступает, потому что заканчивается тепло, присущее от рождения каждому живому организму. Жизнь любого животного длится ровно столько, на сколько хватает этого врожденного тепла, которое, по словам Аристотеля, «воспламеняет разум». Когда смерть гасит этот огонь, организм, слагающийся из теплого физического тела и сознания (или «души»), начинает распадаться. Как пишет Аристотель в трактате «О душе», у этого существа перестают возникать лично ему присущие мысли и ощущения.

В дальнейшем многие философы соглашались с аристотелевским представлением о прекращении работы сознания вследствие смерти – как при выключении лампочки или выдергивании шнура из розетки. Эта мрачная перспектива на протяжении долгого времени оставалась одним из основных философских вопросов. Психотерапевты и консультанты, оказывающие психологическую поддержку неизлечимо больным или переживающим потерю близких, основной упор делают на принятии смерти, смирении с «уходом из жизни». Однако Аристотель, который считал смерть одной из самых страшных бед, с которыми сталкивается человечество, ничего подобного не рекомендует. Истина аристотелевской философии заключается в следующем: чем лучше вы освоили ее этические принципы и, соответственно, чем счастливее стали, тем больше на первый взгляд вы теряете в случае смерти. Если вам удалось выстроить великолепные личные взаимоотношения, одна только мысль о разрыве связи с близкими и любимыми остужает любой восторг и сводит на нет любые философские и богословские утешения, которые нам предлагаются. Роберт Грейвз в своем пронзительном стихотворении «Чистая смерть» (Pure Death) говорит об этом так:

Аристотель, горячо любивший родных и друзей, много размышлял о смерти. Если бы ему пришлось ознакомиться с тем отношением к кончине, которое проповедовал китайский философ Конфуций двумя столетиями раньше, у него возникли бы смешанные чувства. Он несомненно одобрил бы призыв вести добродетельную жизнь здесь и сейчас, не забивая себе голову мыслями о призраках и загробном бытии, но за стремление избегать любых разговоров о смерти Аристотель наверняка бы Конфуция раскритиковал. В его собственной этике можно найти способы притупить деструктивное воздействие смерти и обрести в этом некоторое утешение, однако для человека любознательного, ищущего истину, отрицание смерти и самообман исключаются. В философии Аристотеля нет ни одного указания на то, что смерть обязательно нужно принять или смириться с ней, зато повсеместно присутствует идея, что осознание собственной смертности и всего с ней сопряженного может послужить хорошей опорой для прекрасной жизни – и ухода из нее. Хотя это вовсе не значит, что нам не позволено, как призывал Дилан Томас своего отца, «быть яростным пред ночью всех ночей». Эта ярость хорошо показана в фильме Изабель Койшет «Элегия» (Elegy, 2008) по роману Филипа Рота «Умирающее животное», главный герой которого, известный интеллектуал, не может свыкнуться с неотвратимостью старения и смерти.

После Аристотеля в философии возникали самые разнообразные представления о смерти, но, поскольку он первым из мыслителей без прикрас описал все, что связано с угасанием сознания, большинство этих концепций так или иначе восходят к изложенному в его трудах. Приверженцы одной из крайних точек зрения единственно приемлемой реакцией на бренность считают аналоги воззваний Дилана Томаса «Не уходить безропотно во тьму». Американский философ югославского происхождения Томас Нагель, в частности, доказывает, что жизнь приобщает нас к совокупности своих прекрасных составляющих, поэтому расставание с ними вследствие смерти в любом возрасте воспринимается как утрата – собственного «я», чувственных ощущений или жизненного опыта ^[33]. Элиас Канетти, немецко-болгарский писатель из еврейской семьи, основную часть жизни проживший в Британии и удостоившийся в 1981 г. Нобелевской премии в области литературы, был убежден, что не нужно ставить себе цель смириться со смертью как с неизбежным, наоборот, ее следует считать бессмысленным злом, «главной бедой всего сущего, неразрешимой и непостижимой». Он порицал стремление любых религий придать смерти смысл и даже приравнивал хладнокровное восприятие смерти к примирению с убийством ^[34]. Испанский философ и специалист по античной литературе Мигель де Унамуно считал, что человечество увязло в бесконечном трагическом конфликте между эмоциональным чувствующим «я», которое жаждет вечной жизни, и «я» рациональным, сознающим бренность органического бытия. Но в отличие от Нагеля и Канетти, Унамуно, как и они, видя в смерти трагедию, лишение, сопоставимое с убийством, приходит к совершенно аристотелевскому выводу о необходимости стремиться к добродетельной жизни: «Человек обречен на гибель. Пусть так, но погибнем сопротивляясь, и если нам уготовано небытие, то постараемся, чтобы оно не было заслуженным» ^[35]. Несправедливость смерти – это повод стремиться прожить жизнь так, чтобы расставание с ней показалось еще менее оправданным.

Наиболее образно выразил представление о несправедливости смерти Блез Паскаль в своих «Мыслях» (1670):

Кандальники у Паскаля, как и камера испанской тюрьмы в рассказе Сартра «Стена» ^[37], долина смертной тени в псалме Давида, дерево в пьесе Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо» – это метафоры бренности человеческой жизни. Однако Аристотель не оставил бы от метафоры Паскаля камня на камне: мы не на каторге, и никто не сводит наше единственное занятие к тому, чтобы наблюдать, как смерть уносит товарищей. У нас есть свобода воли, свобода действий и потенциал для огромного счастья, которое обеспечивает нам правильная жизнь и круг любящих людей. Мы можем надеяться обрести домашний уют, достичь поставленных целей, конструктивно трудиться и отдыхать, испытывать удовольствие и наслаждение, удивляться многообразию и красоте окружающего мира и основную часть своей сознательной жизни думать не только о смерти. У некоторых философов (в том числе Хайдеггера, Камю, Сартра и Фуко) смерть превращается в навязчивую идею на грани фетишизма, которую Аристотель счел бы крайностью. Как и во всех остальных этических вопросах, чтобы выработать оптимальное отношение к проблеме смерти, необходимо отыскать середину между избытком и недостатком.

Страница