Магическая Прага - читать онлайн книгу. Автор: Анжело Мария Рипеллино cтр.№ 121

Гашек постоянно менял место жительства, то он ночевал в углу какого-нибудь кабака, то в доме у друзей, которым, благодаря своей чудаковатости, причинял немало сложностей и хлопот. Он довольствовался малым: софа, пальто вместо одеяла, свернутый прикроватный коврик вместо подушки. Но у него было всегда одно стремление: исчезнуть. Словно если бы он надолго задержался на одном месте, смерть начала бы проявлять к нему интерес. Чуть дольше он прожил в доме художника Лады, хотя без неявок в суд и неожиданных возвращений вундеркинда тоже не обошлось: в те дни, когда он жил в этом доме, он вешал над входом табличку в серебряной рамке, словно надгробную надпись, на которой значилось: “Ярослав Гашек, придворный писатель, отец нищих духом и дипломированный парижский ясновидящий” ^[1331].

Стиль Гашека, словно почерпнутый со страниц новеллы Серкамби или какого-нибудь чешского Саккетти ^[1332] – это сплошные насмешки и издевательства. Если ему на ум приходила какая-нибудь шутка, он не знал меры. Свидетельства его товарищей изобилуют его глупостями и ребячествами. Мы ограничимся лишь двумя из них.

Однажды ночью в феврале 1911 г. он перелез через перила Карлова моста, как раз в том месте, где находится статуя Яна Непомуцкого, и прикинулся, будто хочет прыгнуть в реку. Мимо проходил театральный парикмахер, он схватил Гашека и закричал о помощи. Гашек ускользнул от прибежавших жандармов и принялся выдергивать из их шляп петушиные перья. В полицейском участке он уже снова перевоплотился, на сей раз в дурачка. Поэтому его отправили в сумасшедший дом, из которого, как впоследствии и Швейк, он не хотел уходить ^[1333]. Даже если все и привыкли к его скверной привычке мистификатора, все-таки они задавались вопросом: действительно ли все это было шуткой, гротескным преувеличением, бахвальством пьяницы? Или за всеми этими насмешками над собой и другими кроется отчаяние?

Когда в конце 1914 г. русские войска прорвались в Галицию, а пражане приговаривали, что “в Находе уже говорят по-русски”, Гашек переехал жить в трактир “У Вальсу” на улице Каролины Светлой, зарегистрировавшись под именем Ивана Федоровича Кузнецова или, как некоторые говорили, Льва Николаевича Тургенева или Ивана Ивановича Ледрпалесика, киевского купца проездом из Москвы. Цель путешествия: “Ревизия австрийского генштаба”. Побледневший от ужаса портье подумал, будто перед ним находится невероятно наглый шпион, и кинулся звать жандармов. В полицейском участке, заработав себе пять дней заключения, Гашек, с этим своим опухшим лицом грубияна, заверял, что хотел всего лишь выяснить, в полной ли мере соблюдались полицейские указания в вопросах регистрации иностранных граждан в военное время ^[1334].

Смесь строптивости, пьяного упрямства, детской досады воспламеняется в этом “подвыпившем, шатающемся в экстазе Вийоне”, в этом “средневековом привидении, сошедшем с полотна в грязно-желтых и красноватых тонах Брейгеля или Швайгера” ^[1335]. Шут, грубый и неотесанный по своей сути, как крестьянин славянского происхождения, превратившийся в горожанина, и вместе с тем пропитанный запахом пражских печных горшков, с лоснящимся лицом, напоминающим сдобную булку, с живыми глазками, взъерошенными, словно воробьиное гнездо, волосами, “гениальный идиот” ^[1336], сорвиголова, который меняет маски, как паяцы котелки, именно он становится самым главным образом города на Влтаве. Дерзкий задира, “жирный пьяница, чье пузо свешивалось над брючным ремнем” ^[1337], он порождал атмосферу вражды, беспорядков и недопонимания, апокалиптическое свечение, которое благодаря детской улыбке тут же рассеивается ^[1338]. Он проживал жизнь, словно карнавал или ярмарочные гулянья, потому что балаган (как и сумасшедший дом) позволяет ему жить в надломе, в неустойчивости безнаказанности, в отрешенности в духе дадаизма, наперекор всем правилам и запретам.

19 декабря 1920 г. господин Штайдл, то есть Ярослав Гашек, закутавшись в длинную темную шинель, в сероватых валенках и в кавказском башлыке, выходит вместе с Шурой из поезда на пражском вокзале ^[1339]. От вокзала в карете он направляется в кафе “Унион”, где его принимают с распростертыми объятиями и он знакомит своих друзей со второй женой, представляя ее как княжну Львову, внучку главы первого Временного правительства России, и рассказывает, как спас ее от гнева большевиков.

Возвращение политического комиссара буквально взорвало пражские кабаки. Появилась целая серия анекдотов о его жестокости. Говорили, будто он истребил всю Шурину семью и превратил сиротку в свою рабыню, что он, словно Ирод, отправил на смерть тысячи чехословаков. Пресса правого толка раздувала это вранье, будто легионеры угрожали ему, пресса левого толка тоже рождала подозрения в его отношении ^[1340].

Гашек, до смерти уставший работать комиссаром, снял с себя рубашку и сапоги и снова кинулся в адский омут кабаков, бросив несчастную Шуру в гостинице одну, и опять стал пропадать целыми сутками. Среди пьяных компаний он распространял слухи о роковых ошибках большевиков. Писательнице Ольге Фастровой, очень чувствительной особе, он подтвердил, что большевики питались мясом взятых в плен китайцев ^[1341]. Но его кутежи уже не были столь безрассудны, как раньше. Его переполняли теперь неуверенность в себе и смятение.