— Это не та девочка, ищи еще! И попробуй заменить «пропала» на «ушла и не вернулась». О собаках не говорят «ушла».
Трудолюбивый дятел снова застучал.
— Ага!
Я разлепила ресницы и по победному выражению лица дятла, то есть, простите, Ирки сразу поняла, что есть! Бинго!
— Шестнадцатого сентября ушла с работы в библиотеке и не вернулась домой девушка — Анна Викторовна Кулишкина, тридцати семи лет… Хм, не многовато ли годочков девушке?
— Она же библиотекарша, а их, как продавщиц в магазине, до пенсии девушками называют, давай без отсебятины, что там дальше?
— Пышная брюнетка, волосы длинные, волнистые, рост средний… Хм, Касатиков-то более подробное описание дал! — Совсем без отсебятины у Ирки не получилось. — Была одета в клетчатую юбку-годэ из джерси и пудрового цвета свитшот ручной вязки…
— Этот пост разместила женщина, — уверенно сказала я. — Кто — мать, сестра, дочь?
— Племянница… Как ты догадалась?!
— Ни один мужик на свете не употребит в одном предложении сразу три таинственных и прекрасных слова — «годэ», «джерси» и «свитшот»! Я уж не говорю о том, что не знает сильный пол такого цвета — «пудровый». У них есть просто розовый, без вариантов, — объяснила я. — Брось-ка мне свой мобильный, пожалуйста!
— Ты позвонишь Лазарчуку? — сама догадалась подруга. — Будешь его унижать и доминировать? Давай, хорошее дело!
Я ловко выхватила из воздуха брошенную мне трубку, послала вызов на мобильный полковника и, едва дождавшись сердитого «Ну, что еще?!», с нескрываемым удовольствием сообщила:
— Мы тут решили оказать вам, убогим, гуманитарную помощь ценной информацией, так что записывай: Кулишкина Анна Викторовна, тридцать семь лет, библиотекарь!
— Это кто еще?
— Это та женщина, которую нашли в люке со сломанной шеей.
Улыбающаяся Ирка показала мне большие пальцы, Лазарчук издал неопределенный возглас, а я продолжила:
— Имейте совесть, оповестите ее племянницу, бедняжка ищет пропавшую тетю и очень волнуется.
Тут Ирка жестом, уже разученным на радио, вскинула руки, скрестив их в запястьях: все, мол, хватит, стоп! — и я отключилась от Сереги без вежливого прощания.
— Мы их умыли! — Подружка забила в ладоши. — Да здравствует любительский женский сыск, самый лучший сыск в мире!
— Лазарчук бы поспорил. — Я пальцем указала на разрывающийся телефон, не собираясь отзываться на звонок.
— Да кто ж ему даст такую возможность, — кивнула Ирка.
Она перегнулась через стол, забрала у меня мобильник и решительно сбросила вызов.
Полковнику надлежало смиренно принять и усвоить урок.
Домой из гостей мы с Коляном и Колюшкой отправились ближе к полудню, а сразу после обеда Ирка снова напомнила о себе эсэмэской. И это был не ответ на мое вежливое, в лучших традициях хорошего тона, послание: «Еще раз спасибо за прекрасный вечер и чудесное утро!», отправленное подружке сразу по прибытии домой. Это было натуральное штормовое предупреждение, после которого здравомыслящие люди в обнимку с провиантом длительного хранения бегут в укрепленные подвалы и бункеры, а отчаянные авантюристы забираются на крыши, чтобы сделать селфи на фоне торнадо. «Мои улетают, эта зараза опять собралась умирать!!!» — написала мне Ирка, щедро отсыпав восклицательных знаков.
— Что такое? — встревожился чуткий супруг, увидев, что я переменилась в лице.
— Клара снова при смерти, — ответила я, сканируя взглядом полочку с бутылками. — Плесни мне виски, пожалуйста… Нет, лучше сразу дядиной настойки!
— Совершенно необыкновенный организм у этой женщины! — подивился Колян, снимая с высокой полочки самого невинного вида бутылку с этикеткой, лживо утверждающей, будто внутри — лимонад «Дюшес».
На самом деле это домашний самогон двойной очистки, настоянный на грецких орехах и красном перце. Потрясающе бодрящий напиток, просто мечта некроманта — мертвого вмиг поднимает! А живого враз укладывает… Автор и исполнитель — мой двоюродный дядя Саша из прикубанской станицы.
Я сделала глоток и зажмурилась.
Все-о-о-о… Упреждающий ядерный удар совершен — бомба взорвалась у меня внутри, значит, снаружи уже не шарахнет.
Можно продолжать разговор.
Я торопливо настучала СМС подруге: «Когда?»
Колян тем временем озвучил другой вопрос:
— Как этой Кларе удается так аккуратно балансировать на грани жизни и смерти? Это же уже во второй раз такое, я не ошибаюсь?
— В третий, — ответила я и звучно скрипнула зубами.
Пожалуй, нужен еще глоточек настойки.
Клара — это матушка Моржика, Иркиного супруга. Она живет в Америке и помереть намерена именно там, отчего категорически отказывается от визитов к семье сына, давно перебравшегося в российскую провинцию. При этом Клара страстно любит и Моржика, и Масяню с Манюней, а потому сочинила идеальную схему, позволяющую им видеться пусть не часто, но регулярно. Четко раз в год — по осени, когда в Калифорнии уже не жарко, но еще просто чудесно, эта зараза (я полностью согласна с Иркиной оценкой) собирается на тот свет. Вот буквально ложится и помирает! До тех пор, пока на пороге не возникнут измученные беспокойством и трансатлантическим перелетом сын и внуки. Тогда мамуля-бабуля под радостные вопли американской родни «Чудо! Чудо свершилось!» встает из гроба, отгоняет прочь священника с Библией и адвоката с завещанием, сбрасывает белые тапки, переобувается в туфельки на каблучках и едет с сыном и внуками в Диснейленд.
А моя бедная подружка в это время сидит одна на исторической родине, потому что свекровь эта Клара такая же классическая, как мама и бабушка. Жену сына она, мягко говоря, не любит, своего к ней отношения не скрывает, и всем абсолютно ясно, что появляться у смертного ложа Клары Ирке не стоит. Конечно, Ирка же не даст ей в очередной раз ожить — живо захлопнет крышку гроба, прибьет ее гвоздями и еще сядет сверху для пущей надежности!
Дзинь! Пришла новая эсэмэска. «Уже ночью!» — написала мне Ирка.
Я присвистнула:
— Что-то на этот раз все происходит особенно быстро!
— Видимо, Клара совсем плоха, — участливо предположил мой простодушный муж.
Я посмотрела на него скептически:
— Или же она хочет успеть на открытие нового аттракциона в Диснейленде. Я читала, там какие-то невероятные горки построили.
— Так или иначе, а тебе придется посвятить себя подруге, — вздохнул Колян, по опыту зная расклады. — Что ж, я хотел отложить этот разговор, но, думаю, сейчас самое время. Кыся, нам с Колюшкой тоже нужно уехать, потому что у деда в Феодосии поехала крыша.
— Уже?! — Я неприятно удивилась.
Феодосийский дед — отец моего благоверного — вполне себе могучий старец всего-то шестидесяти пяти годочков. Выйдя на пенсию, он оставил научную работу, купил кусок земли в Крыму и строит там дом, попутно наслаждаясь тихими прелестями райской жизни вроде собственноручного сбора дикорастущих оливок и неспешных прогулок по окрестностям в сатиновых трусах. Умственной деятельности бывший ученый-математик тоже не чурается — в свободное время пишет дипломы нерадивым студиозусам, и я была уверена, что со старческой деменцией он познакомится еще не скоро. И вот, на тебе — у него крыша поехала!