Свидетель надежды. Иоанн Павел II. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Вейгел cтр.№ 8

Но маршал Юзеф Пилсудский, во многом определявший жизнь во Второй Польской республике с самого момента ее провозглашения и до своей смерти в 1935 г., не пожелал признать поражение своей страны. Разведывательная служба Пилсудского обнаружила большой разрыв между двумя корпусами армии Троцкого. Не медля, Пилсудский направил в этот разрыв лучшие дивизии, сняв их с фронта, где польские части были заняты в боях, чтобы тайно разместить их между советскими войсками. 16 августа поляки перешли в атаку, и к вечеру 17-го Красная Армия, начавшая 14 августа наступление на Варшаву, превратилась в толпу бегущих людей. Победа досталась полякам малой кровью: меньше чем 200 человек убитых.

В Европе в тот год боролись со страшной эпидемией гриппа и залечивали раны после Первой мировой войны. Мало кому тогда приходило в голову, что Красная Армия могла с такой же легкостью, как она бежала назад в Великороссию ^[15], дойти до Па-де-Кале. Ленин, однако, относился к тем немногим, кто понимал, что история сделала решительный поворот. В своей яростной речи на закрытом собрании коммунистических лидеров, состоявшемся 20 сентября, он погрузился в диалектические дебри, стараясь разъяснить, почему «польская война [была] самой важной поворотной точкой не только в политике Советской России, но также и в мировой политике». Германия, утверждал он, «бурлила». И «английский пролетариат поднялся на совершенно новый революционный уровень». Все было готово, созрело для того, чтобы просто прийти и взять. Но Пилсудский со своими поляками нанес «гигантское, неслыханное поражение» мировой революции. В конце своей речи Ленин поклялся: «…мы будем переходить с оборонительной тактики на наступательную снова и снова, пока не победим их окончательно» ^[16]. Но пока что натиск большевиков на запад был отбит.

Помимо всего прочего, победа Пилсудского означала, что Каролю Войтыле предстояло вырасти свободным человеком в независимой Польше, стать частицей первого за 150 лет поколения поляков, рожденных в свободном государстве. Опыт своего поколения Войтыла не сможет забыть никогда, этот опыт станет основой, на которой и он сам сумеет изменить историю XX века.

МЕСТО ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Народ, к которому принадлежал Кароль Войтыла, некогда создал крупнейшую державу в Восточной Европе. Польско-литовский династический союз, возникший в 1386 г. при браке польской королевы Ядвиги и литовского герцога Владислава Ягайло ^[17], привел к возникновению огромного государства. После разгрома в 1410 г. в Грюнвальдской битве тевтонских рыцарей, самой крупной военной силы той эпохи, Польское государство в течение двухсот лет непрерывно расширяло свои границы. В годы, когда Колумб открывал земли Нового Света, Польское государство простиралось от Черного моря на юге до Балтийского на севере, от германских границ на Западе почти что до ворот Москвы на востоке. В те времена среди наций Европы одна лишь Франция по числу населения превосходила Польшу. Польские военные силы, и особенно знаменитая на весь мир тяжелая кавалерия, «крылатые гусары» ^[18] играли важную роль в мировой истории. В 1683 г. польские войска ^[19] под командованием короля Яна III Собеского остановили турецкое наступление на Европу в эпической «Битве за Вену». Собеский подарил Папе Иннокентию XI зеленое знамя пророка, отнятое у главного визиря турецкой армии, сопроводив свой подарок словами: «Veni, vidi, Deus vicit» [ «Пришел, увидел, Бог победил»].

Последующая польская история была уже не столь блистательна — если рассматривать лишь те события, которыми у историков обычно принято определять достижения народов. Но память о былых славе и величии продолжала гореть в сердце каждого поляка. Оставалась в этом сердце и убежденность, что Польша принадлежит к Европе.

Со времен сталинизма бытует мнение, широко распространенное и на Западе, что Польша принадлежит к Восточной Европе. Но поляки никогда не говорят так о своей стране. Польша для них является Центральной Европой, и по любой карте Европы можно легко убедиться в справедливости этих утверждений. Однако поляки считают, что они — центр Европы, не только в географическом, но и в культурном, и даже историческом смысле.

Конечно, Польша — славянская страна и говорит на славянском языке. Но тот факт, что поляки используют латинский алфавит, а не кириллицу, — это больше, чем орфографический курьез. Это указывает на то, к какой части Европы принадлежит польская культура.

На протяжении всей своей ранней истории Польша находилась в постоянном контакте с западноевропейскими цивилизациями. Более чем за сто лет до Ягеллонов ^[20], во время правления Пястов ^[21], на Западе можно было найти много польских ученых. Историк Мартин Поляк работал в Париже, а силезский философ Вителло был коллегой Фомы Аквинского ^[22]. Такие польские гуманисты, как Николай Коперник, Ян Косяновский и Ян Замойский ^[23], окончили университет Падуи, тогда ведущее учебное заведение Европы; в 1563 г. Замойский работал в Падуе ректором. Постоянное взаимодействие Польши с Западом происходило не только на интеллектуальном уровне. Краковский Главный рынок, самая большая рыночная площадь на континенте размером 650 на 650 футов, был местом пересечения маршрутов европейских торговцев и деятелей культуры. Здесь можно было купить практически любой товар, услышать речь почти на любом европейском языке, встретиться с жителем почти любой страны. Это не была жизнь на окраине Европы. Это была жизнь в самой гуще европейской цивилизации.

Но пребывание в центре Европы означало, что Польша находилась и в центре европейских конфликтов, в том числе религиозных, которые временами доходили до кровопролития. Польша не имела какого-то особого иммунитета к религиозным конфликтам, но нельзя не отметить, что она явила миру примеры удивительной веротерпимости. Ни один из европейских правителей периода религиозных войн не решился на заявление, подобное тому, что сделал глава Польши 28 января 1573 г.: …мы, кто расходится между собой в вопросах религии, никогда не будем проливать кровь по поводу различий в нашей вере, по поводу принадлежности к церковным конфессиям, не будем карать друг друга путем конфискации имущества, публичного лишения чести, заключения в тюрьму или высылки…» Жизнь, конечно, оказалась сложнее. Выдающийся историк Польши Норман Дэвис утверждает, что, хотя формально в государстве и была провозглашена веротерпимость, у простых людей ее часто недоставало. Но все же, считает Дэвис, дух терпимости к другим религиям по большей части превалировал в Польше. Польша была «страной без костров». Здесь не проводилось кампаний по насильственному окатоличиванию, не было религиозных войн, аутодафе ^[24], Варфоломеевской ночи, Томаса и Оливера Кромвелей ^[25]. Учитывая то, что Польша была мировой державой, существовали пределы религиозной свободы, которые сейчас можно трактовать и как нарушения принципа терпимости, но эти «нарушения… были малы по сравнению с теми ужасами, которые происходили в других европейских странах» ^[26].