Екатерина Павловна, великая княжна - читать онлайн книгу. Автор: Детлеф Йена cтр.№ 77

Но вернемся назад, в Вюртемберг 1816 г. Оба мотива — основанное на традиции стремление сохранить монархические порядки и надежда на доминирующую роль в Германской империи — определяли поведение самой Екатерины Павловны. На них основывались и ее взаимоотношения с кронпринцем. Не только теолог Иоганн Георг Мюллер, чей политический вес был весьма незначительным, укреплял в Екатерине волю к власти. С 1812 г. княгиня много раз беседовала о будущем преобразовании Германии с бароном фон Штейном. В то самое время, когда Екатерина Павловна в Шафгаузене вела с Мюллером дискуссии о взаимоотношениях власти и церкви, предложив ученому написать труд о христианской вере, Александр I в Базеле встретился с известным швейцарским педагогом-реформатором Иоганном Генрихом Песталоцци. Мюллер, правда, утверждал потом, что якобы сам высказал идею написать теологический трактат и получил одобрение Екатерины. Александр I, со своей стороны, тоже вдохновил Песталоцци на памятную записку о соотношении суверенитета народа и верховной власти.

В 1815 г., когда в Вюртемберге конституционные дебаты между королем и сословиями приобрели особую остроту, когда были обрисованы контуры Священного союза и обозначилась политическая модель реставрации Европы, сконструированная Меттернихом, Песталоцци издал свой труд под названием «О невинности, строгости и благородстве моей эпохи и моего Отечества». Это сочинение должно было заинтересовать Екатерину Павловну, поскольку полностью соответствовало ее убеждениям и жизненным целям. Суверенитет народа и власть правителей получали у Песталоцци равную значимость, что было важно в тот момент, когда в Германии набирало силу либеральное и национально-демократическое буржуазное движение. Монарх у Песталоцци — по-прежнему «отец». Политическая власть сидящего на троне приобрела черты священной, а долг правителя как политика превратился в священный религиозный долг, вполне в духе основополагающих принципов Священного союза. Идеальный монарх представлен Песталоцци в образе справедливого законодателя, как это было в XVIII в. Он приносит всего себя в жертву своему народу. Такое восхваление монархических принципов не совсем вписывалось в политическую модель Меттерниха, опиравшуюся на традиции просвещенного абсолютизма. Песталоцци отдавал себе отчет в том, что его размышления о соотношении власти и народного суверенитета были связаны с тем обстоятельством, что в начале XIX столетия пробудившаяся к жизни буржуазия стала осознавать выдающееся значение собственных правителей как борцов с тиранией Наполеона. Монархи, стоявшие во главе стран — членов Рейнского союза, отвернулись от Наполеона и объединились в качестве союзников вокруг российского императора на полях сражений с узурпатором трона. Это была поистине героическая картина: правители в идеальном образе народных героев. Такая интерпретация нравилась Екатерине, она отражала ее собственное понимание природы власти, насколько это было возможно, принимая во внимание конкретную ситуацию, сложившуюся в Вюртемберге.

Основные положения сочинения Песталоцци соответствовали устремлениям Екатерины Павловны еще в одном аспекте. Созданный им идеальный образ благодетельного правителя содержал скорее христианско-пиетические черты, нежели просвещенные идеи. А пиетизм в королевстве Вюртемберг был очень распространенным течением, имевшим давние традиции. Его корни были столь глубоки, что именно сторонники пиетизма решали, одобрить или же отклонить, в зависимости от успешности, внутреннюю политику короля, а также и направленные на улучшение благосостояния народа проекты Екатерины.

К началу вюртембергского периода жизни Екатерины Павловны ее идейный багаж состоял из весьма разнообразных компонентов: она хотела действовать, следуя логике эволюции своих прежних политических взглядов и взглядов Вильгельма, вместе с мужем стремилась к осуществлению идеи барона фон Штейна, пристально следила за российским троном, а также прониклась близкими ей по духу этико-политическими учениями Мюллера и Песталоцци. Теоретические принципы, идеалы и желания необходимо было соединить с трезвым анализом реальной ситуации, сложившейся в Вюртемберге, Германии, Священном союзе и в России, чтобы определить для себя наиболее важные и достижимые цели. Это касалось не только социальной политики, поощрения развития культуры и искусства, но и осуществления основной внешнеполитической миссии — защиты интересов России вблизи границ Франции. Екатерина Павловна все еще не желала расставаться с мечтой о короне императрицы. Штутгарт не должен остаться пределом ее мечтаний! Но с 1816 г. княгиню вновь стали одолевать неясные предчувствия, что ей не стоит рассчитывать на слишком долгую жизнь. Это стало ее главной тайной, которую нам вряд ли удастся разгадать: кокетничала ли она в нужное время, высказывая свои мрачные мысли, или же действительно была убеждена в своей ранней кончине. Во всяком случае, сама она никак не хотела принимать во внимание шок, пережитый в 1812 г., и все вытекающие из этого тяжелые для здоровья последствия.

Несмотря на плохое здоровье и обуревавшие ее мрачные предчувствия, Екатерина Павловна со своим прагматическим умом, оказавшись в Вюртемберге, быстро смогла определить, за какие проблемы следует браться в первую очередь. А эти проблемы были связаны с тяжелым положением народа, с острыми политическими разногласиями по конституционным вопросам, а также с недовольством правительства и всего населения тем положением, которое занял Вюртемберг в Германском союзе. Война очень сильно разорила королевство, а необычные погодные условия 1816 г. привели к катастрофическим неурожаям. В середине октября наступила зима. Зерновые, картофель и виноград погибли прямо на полях. Цены на продукты питания поднялись до астрономических высот. Осложнилась криминальная обстановка. Были отмечены случаи каннибализма. Король и правительство предпринимали все усилия, чтобы хоть как-то преодолеть голод. Они запретили вывоз за границу продуктов питания, преследовали ростовщичество и закупили зерно, которое продавали населению по фиксированным ценам. Поставками зерна помогала Российская империя.

Зимой и весной 1816–1817 гг. кризис достиг своего апогея. Учтено было все оставшееся зерно, установлены новые, максимальные цены на него. Крестьяне и пекари получили финансовые стимулы для использования своих резервов. Городские власти разрешили организовывать «суповые кухни», чтобы уберечь от голодной смерти самых бедных. Около 10 % населения было уже не в состоянии выжить собственными силами.

Население по-разному реагировало на страшный голод, разразившийся в стране, — кто-то заканчивал жизнь самоубийством, сходил с ума или полностью разочаровывался во всем, а кто-то был преисполнен решимости преодолеть все трудности собственными силами, приложив всю свою волю. Для Екатерины Павловны данная ситуация была непривычной. Она сама пережила ужасы войны, но русские крестьяне жили совсем в иных условиях. Русский земледелец, независимо оттого, был ли он свободным или крепостным, привык к постоянной нужде и лишениям. Крестьян считали по «душам» и редко интересовались их потребностями. Благотворительная деятельность монархов концентрировалась в самых густонаселенных центрах — Москве и Санкт-Петербурге.

В Вюртемберге существовали достаточно зрелая городская буржуазия, четко сложившееся разделение труда между городом и деревней, высокая культура быта, которая имелась даже у беднейших слоев населения и тем самым отличала их от населения российской деревни. Мир простого русского крестьянина был открыт для читателей только современной литературой ^[23]. В Швабии же издавна многие писатели, такие как Людвиг Уланд или Густав Шваб, воспевали традиции сельской жизни и единение с природой. В Вюртемберге тоже имелись неудобные правительству и церкви религиозные объединения, но они в конечном счете были продуктивно включены в общественные дискуссии и в данном случае оказались даже полезными для Екатерины, которая в своей элитарной патерналистской благотворительности стремилась учитывать возможности страны. Беседы с Мюллером и знакомство с трудами Песталоцци пробудили в русской княгине интерес к пиетизму, столь распространенному в Юго-Западной Германии.