Фуга для темнеющего острова - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Прист cтр.№ 2

Сюжет не претерпел никаких изменений, я лишь постарался найти более убедительные средства для его передачи. В тексте нет никакого «осовременивания». Все описанные в романе ужасы происходили еще до того, как мир узнал, что такое глобальный терроризм. В реалиях дня сегодняшнего они оценивались бы иначе, поэтому считайте, что перед вами слепок прошлого. В этом прошлом также не было электронной почты, DVD, Интернета, камер видеонаблюдения, мобильных телефонов, продуктов с ГМО, лазерной хирургии, спутникового телевидения; Великобритания не была членом Евросоюза, у Европы не было единой валюты… и так далее, и тому подобное. Любое из этих «новшеств» повлияло бы на сюжет и повествование самым непредсказуемым образом.

У меня светлая кожа, русые волосы, голубые глаза. Я высокого роста, одежду предпочитаю сдержанную: блейзер, вельветовые брюки, шелковый галстук. Ношу очки для чтения, но скорее по привычке, чем по необходимости. Время от времени курю, иногда выпиваю. В бога не верю, в церковь не хожу, хотя другим не запрещаю. Женился по любви. Обожаю свою дочь, Салли. К политике равнодушен. Меня зовут Алан Уитмен.

* * *

Кожа у меня смуглая от грязи, волосы сухие, в соляном налете, голова чешется. Глаза голубые. Я высокого роста, одежду не менял уже полгода, давно не мылся. Очков у меня не осталось, привык обходиться без них. Курю много, но только когда попадаются сигареты; раз в месяц напиваюсь. В бога не верю, в церковь не хожу. Мой последний разговор с женой закончился ссорой, о чем теперь жалею. Обожаю свою дочь, Салли. К политике по-прежнему равнодушен. Меня зовут Алан Уитмен.

* * *

Впервые я увидел Рафика в деревушке, разрушенной в ходе артобстрела. Он мне сразу не понравился, как, впрочем, и я ему. Когда первая настороженность прошла, мы перестали обращать друг на друга внимание. Я искал еду, надеясь, что раз обстрел произошел совсем недавно, то деревню еще не полностью разграбили. В уцелевшие дома я не заходил, зная по опыту, что солдаты обносят их в первую очередь; гораздо выгоднее копаться среди обломков.

Планомерно обшаривая развалины, к полудню я набил консервами два рюкзака, а из брошенных автомобилей забрал три дорожных атласа – на обмен. За все это время с Рафиком мы больше не пересекались.

На границе деревушки я нашел поле, которое когда-то обрабатывали. В углу темнели свежие могилы; каждая отмечена доской с прибитым к ней солдатским жетоном. Судя по именам, здесь были похоронены африканцы.

Этот участок показался мне наиболее уединенным, поэтому я уселся между могил и вскрыл банку мясного рагу – отвратительного, с большими шматами жира. Я с жадностью его съел.

Перекусив, я направился к вертолету, который сбили неподалеку. Еды в нем, скорее всего, не найти, зато приборы могут сгодиться для обмена – если уцелели, конечно. Мне очень был нужен компас, хотя навряд ли его удалось бы легко извлечь, да и без внешнего питания он бы все равно работать не стал.

Когда я подошел, в кабине пилота уже возился тот мужчина, которого я видел утром, – длинным ножом пытался выковырять что-то из приборной панели. Заметив меня, он медленно выпрямился и потянулся к карману. Несколько минут мы недоверчиво изучали друг друга. Стало ясно, что мы с ним в одной лодке и мыслим примерно одинаково.

Так я попал в группу к Рафику.

* * *

Когда на выезде с нашей улицы в Саутгейте соорудили баррикаду, стало ясно, что из дома нам, скорее всего, придется уехать. Перспектива, конечно, пугала, но мы продолжали бездействовать, надеясь приспособиться к новым обстоятельствам.

Понятия не имею, кто построил эту баррикаду. Мы жили почти в самом тупике, рядом со спортивными полями, поэтому никакого шума ночью не слышали, однако утром Изобель не смогла выехать в город, чтобы отвезти Салли в школу. Она тут же вернулась домой и рассказала мне.

Впервые те необратимые перемены, которые происходили в стране, коснулись нас напрямую. Прежде баррикады в нашем районе практически не встречались.

Выслушав Изобель, я решил сходить посмотреть сам. Конструкция выглядела довольно хлипкой: деревянные балки, обмотанные колючей проволокой, – но ее предназначение не вызывало сомнений. Вокруг толклись несколько мужчин, среди них я узнал кое-кого из соседей.

На следующий день мы сидели дома, когда снаружи послышались крики и шум: выселяли семейство Мартинов, жившее напротив. Мы с ними и так почти не общались, а после нашествия африммов они стали совсем нелюдимыми. Винсент Мартин, высококлассный технический специалист, работал на авиационном заводе в Хатфилде. Его супруга сидела дома, воспитывала троих детей. Родом Мартины были с Карибских островов.

Выселением занималась уличная дружина, но на тот момент я в ней еще не состоял. Впрочем, в течение недели всех мужчин записали в дружинники, а их родственникам выдали пропуска, которые надлежало постоянно носить с собой. Эти пропуска быстро становились самым ценным имуществом. Притворяться, что происходящее нас не касается, больше не получалось.

Машинам разрешалось проезжать только в определенное время, и те, кто нес вахту на баррикаде, следили за графиком неукоснительно. Наша улица выходила на шоссе, парковаться на котором после шести вечера официально запрещалось. То есть, если вы не успели вернуться домой до закрытия баррикады, нужно было искать место для стоянки. По мере того как жители соседних улиц перенимали наш опыт и тоже перекрывали въезд на свою территорию, оставлять машину приходилось все дальше от дома, а идти пешком в темное время было небезопасно.

Обычно улицу патрулировали по двое, иногда по четверо, а вечером накануне нашего отъезда дружину нарастили до четырнадцати человек. Я ходил в патрули трижды с разными напарниками. Порядок простой: один берет ружье и становится на баррикаду, а второй четыре раза обходит улицу туда и обратно; потом меняются. И так всю ночь.

Когда наступала моя очередь стоять за баррикадой, больше всего меня беспокоило, что делать, если подъедут полицейские. Их автомобили мелькали на шоссе часто, правда, никогда не останавливались. Этот вопрос регулярно поднимался на совете дружинников, но ответа, который бы удовлетворил лично меня, никто не предложил. Предполагалось, что поводов для столкновений с полицией нет, хотя до всех нас доходили слухи о стычках между жителями забаррикадированных улиц и бойцами спецподразделений. По телевидению об этом не рассказывали, в газетах не писали, и отсутствие таких новостей само по себе говорило о многом.

Заряженное ружье служило для того, чтобы, во-первых, отгонять чужаков, которые хотели поселиться в опустевших домах, а во-вторых, продемонстрировать властям свой протест. Если правоохранительные органы и военные не могут или не желают защищать нас, тогда мы сами в состоянии за себя постоять. К этому, если вкратце, сводилась суть правил, написанных на обороте пропусков, и такого же принципа негласно придерживались дружинники. Мы в прямом смысле взяли закон и порядок в свои руки.