Коломба всмотрелась в невыразительное лицо Немца:
– Киллер. Так, значит, все твои рыдания были для показухи?
– Ну, скажем, только начиная с определенного момента. Пока он считал меня совершенно беспомощным, ему незачем было терять на меня время. – Он повернулся к Коломбе. – Что мы теперь будем с ним делать?
– С ним – ничего. Давно пора вытащить цистерну.
Данте кивнул:
– А мы точно сможем ее вытащить, если ты не будешь следить за тросом?
– У нас нет выбора. В баллоне не осталось воздуха, да и потом, я все равно не в состоянии погружаться. Остается лишь надеяться, что трос ни за что не зацепится.
– Тогда ладно. Пойду заведу лебедку.
Не успел Данте взобраться на платформу грузовика, как ночную тьму прорезали лучи фонарей. Кто-то закричал, и по карьеру разнесся пронзительный визг полицейской сирены.
Они слишком долго провозились с Немцем: полиция уже приехала.
24
Коломбу и Данте, трясущихся от холода и забрызганных грязью и кровью, обыскали и сковали наручниками за спиной. Тем временем со стороны петляющей среди деревьев дороги на берег высыпали полчища кремонских и миланских полицейских, а патрульные автомобили встали полукругом, чтобы осветить фарами место событий.
Когда местность была оцеплена, Сантини распорядился оказать первую помощь лежащему на земле связанному мужчине и вызвать «скорую».
Коломба с досадой думала о том, что они почти успели вытащить со дна цистерну. Не хватило всего десяти минут, а может, и того меньше. Столько трудов – и все ради того, чтобы сойти с дистанции на финишной прямой. Она потупилась скорее от тяжести поражения, чем от стыда, что ее арестовали. Данте замкнулся в себе. Он мог думать лишь о том, что его бросят в темную камеру и он никогда больше не увидит неба.
Сантини, держа руки в карманах, подошел к ним. Ему так и не пришлось доставать табельный пистолет. Вид у него был почти такой же изможденный, как у Коломбы и Данте.
– Каселли, кто этот полумертвый здоровяк?
Коломба с напускным спокойствием подняла лицо:
– Его называют Немцем. Он работает на Отца.
– Опять этот Отец… Каселли, завязывай. Никто не поверит, что ты такая же чокнутая, как твой дружок.
– Тогда что, по-твоему, он тут забыл?
– Не знаю. Но я понял, что меня это не волнует. Я свое дело сделал.
Коломба сжала стучащие от холода зубы:
– Как у тебя все просто.
– Тебе и самой надо было бросить это дело. Причем давным-давно. – Один из агентов передал Сантини упакованный в прозрачный пластиковый пакет «глок». – Твоя пушка? – спросил он Коломбу.
– Нет, его, – ответила Коломба. – И он в нас из нее стрелял. Сделай тест на следы пороха, и сам убедишься.
Сантини повернулся к Немцу. Полицейские уже перебинтовали ему раны, но из стопы сквозь марлю сочилась кровь.
– Слышали, что они сказали? Вы действительно пытались их убить?
– Я не знаю, кто эти люди, – прошептал Немец. – Они на меня напали.
Сантини запросил удостоверение личности мужчины. «Пьеро Фрабетти», – прочитал он.
– И что же вы здесь делали, господин Фрабетти?
– Гулял.
– Посреди ночи?
– Прошу вас… Мне плохо. Вы не могли бы меня освободить, пожалуйста? – Он был все еще по рукам и ногам связан скотчем.
– Может быть, позже, – сказал Сантини. – Где долбаная «скорая»? – прокричал он.
– Уже едут, будут через десять минут, – отозвался сопровождающий его инспектор следственного управления – тот самый, что говорил на северном диалекте. – На дороге неподалеку произошла жуткая авария, и все машины «скорой» сейчас заняты там.
– Долбаное захолустье! – пробормотал Сантини. – Увезите Каселли и ее дружка. Прямо в Рим, ясно?
– Понял. А с ним что? – спросил тот, показывая на Немца.
– Передай его нашим кремонским коллегам. Пусть разбираются.
Инспектор отдал распоряжения подчиненным. Коломбу трясло от холода и злости.
– Сантини… в озере доказательство наших слов! – закричала она. – Просто поднимите его лебедкой! К тросу привязана цистерна.
– А в цистерне Отец? – рассмеялся Сантини.
– Это займет всего пять гребаных минут…
– Лишних пять минут. Чао, Каселли.
Он отвернулся от арестованных, подошел к кромке воды и закурил. У него болел желудок, и хотелось ему одного – хорошенько выспаться. Но сначала ополоснуться в душе, а еще раньше – опрокинуть стаканчик чего-нибудь покрепче. А может, и больше, чем стаканчик.
– Неужели они просто бросят все здесь? – растерянно спросил Данте, пока агенты подталкивали их к припаркованным у деревьев полицейским машинам.
– Они оставят здесь постовых и дождутся приезда кремонского магистрата, – объяснила Коломба. – А тот уже распорядится вытащить цистерну. Может быть.
– И что с ней сделают?
– Отвезут в криминалистическую лабораторию и откроют.
– Она исчезнет при перевозке, – заметил Данте. – Или в лаборатории. И пройдет слишком много времени. Мы должны вытащить ее сейчас, КоКа. Прежде чем Отец поймет, что должен избавиться от улик. То есть от детей…
– Данте… мы сделали все, что могли…
Данте взволнованно оглянулся по сторонам. Его взгляд остановился на Сантини. Как он ухитрился его не заметить?
– У нас есть еще один шанс, – кивнув на Сантини, сказал он.
– Вы двое, хватит болтать, – приказал один из конвойных.
– Захлопни варежку, пингвин, – сказала Коломба. Ее голос прозвучал так властно, что полицейский замолчал. – Сантини – шестерка Де Анджелиса, – сказала она Данте.
– Но не Отца, – с нажимом сказал Данте.
– Почему ты так думаешь?
– Посмотри на него. Ссутулился, руки в карманах. Будь он доволен тем, что происходит, он бы колотил себя в грудь, как горилла. Но на нем лица нет. Он знает, что что-то не так. – Данте повысил голос: – Ведь вы это поняли, правда, Сантини? Что-то не так. Вы гадаете, не водят ли вас за нос?
Сантини не обернулся, но Коломба увидела, как напряглась его спина. Агенты, удерживающие Данте, снова подтолкнули его к деревьям. Он начал упираться, и к ним подбежал третий полицейский, чтобы помочь сослуживцам оттащить его к машине.
– Может, вы даже не любите детей! – снова закричал Данте. – Но однажды вы узнаете, что Лука Мауджери и Руджеро Палладино погибли в клетке, и больше не сможете спать по ночам! Они погибнут по вашей вине! Потому что у вас кишка тонка жить по совести!
Сантини, напряженно скривившись, развернулся к нему: