Русская нация. Национализм и его враги - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михайлович Сергеев cтр.№ 61

Владимир Соловьев выступал против национализма и до 1888 г., начиная с работы «Великий спор и христианская политика» (1883). Первое издание «Национального вопроса в России» (1884), включавшее в себя такие его тексты, как «О народности и народных делах России», «Любовь к народу и русский народный идеал» и др., уже пронизано антинационалистическим пафосом. Но общественный резонанс от этих публикаций нельзя даже сравнить с эффектом от «России и Европы» и ее продолжений.

Дело в том, что до появления в печати данной работы Владимир Сергеевич считался ярким – хотя и неортодоксальным – представителем славянофильско-консервативного лагеря, его главной философской надеждой. Указанные статьи 1883–1884 гг. печатались в славянофильской «Руси» и «Известиях Санкт-Петербургского Славянского благотворительного общества», консервативном «Православном обозрении». Да, с ними спорили И.С. Аксаков, А.А. Киреев, А.М. Иванцов-Платонов, тот же Данилевский, – но это была «внутрипартийная дискуссия», «спор славян между собой»: младшее поколение, как ему и положено, призывало к обновлению, старшее, что тоже естественно, защищало устоявшиеся догматы.

Публикация в «Вестнике Европы» М.М. Стасюлевича – главном журнале либеральных западников – была воспринята как разрыв Соловьева с его прежними соратниками, как переход во враждебный стан. (Характерно, что первое издание «Национального вопроса…» печаталось в типографии М.Н. Каткова, а второе и третье – уже в типографии Стасюлевича.) И не только из-за самого факта выбора в качестве дискуссионной площадки антагонистического издания, – прежний славянофил в значительной мере сменил дискурс, щедро разбавив православно-историософскую терминологию либерально-гуманистической риторикой. На одной из первых же страниц «России и Европы», словно пропускной пароль, красовалась архетипически-либеральная «борьба прогрессивных идей с темными силами современности (курсив мой. – С. С.)» ^[584].

Былые союзники-оппоненты сделались теперь для философа врагами, проповедниками «антихристианского и безыдейного национализма» ^[585]. Начав с атаки на учение Данилевского («обдуманную и наукообразную систему национализма») ^[586], он обрушился затем на «родоначальников нашего национализма» ^[587] – ранних славянофилов («глубочайшею основою славянофильства была не христианская идея, а только зоологический патриотизм, освобождающий нацию от служений высшему идеалу и делающий из самой нации предмет идолослужения») ^[588] и на Каткова, как публициста, будто бы утвердившего «славянофильскую доктрину на ее настоящей реальной почве <…> в ее прямых логических последствиях», а именно очистившего «от посторонних [то есть христианских] примесей» славянофильский «языческий культ народа» и создавшего русский «национально-государственный ислам», где предметом поклонения является «всевластное государство» ^[589]. Далее изничтожению подверглись современные «зоологические националисты», посмевшие вступить с «поборником вселенской правды» в полемику, – Н.Н. Страхов, Д.Ф. Самарин, П.Е. Астафьев. Таким образом, практически вся традиция русского национализма XIX в. (во всяком случае, ее преобладающая, славянофильско-консервативная часть) подверглась систематической и изощренной дискредитации.

Главным пунктом обвинения Владимира Соловьева по делу русского национализма был якобы антихристианский характер последнего. Логика «прокурора» следующая.

«Национальность» или «народность» как индивидуальное начало каждой нации (народа) – «есть положительная сила», подобно отдельной человеческой личности. Национализм же – это национальный эгоизм, столь же безнравственный, как и эгоизм личный: «<…> народность (курсив в цитатах здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, принадлежит их авторам. – С. С.) и национализм две вещи разные (так же как личность и эгоизм), <…> усиление и развитие народности (так же как и личности) в ее положительном содержании всегда желательно, тогда как усиление и развитие национализма (равно как и личного эгоизма) всегда вредно и пагубно; <…> отречение от своего национального эгоизма вовсе не есть отрицание своей народности, а, напротив, ее высочайшее утверждение, согласно евангельскому слову: “Кто будет стараться спасти душу свою, погубит ее, а кто погубит ее, тот оживотворит ее” (Ев. от Луки, 17: 33)» ^[590].

Кроме того, оказывается, «для христианина <…> есть очевидная истина», что «человечество относится к племенам и народам, его составляющим, не как род к видам, а как целое к частям, как реальный и живой организм к своим органам или членам, жизнь которых существенно и необходимо определяется жизнью всего тела». Этот взгляд, по уверению Владимира Сергеевича, «со времен ап. Павла (а отчасти и Сенеки) разделялся лучшими умами Европы, а в настоящее время становится даже достоянием положительно-научной философии». Само собой, эгоизм «органа» в отношении «тела», «части» в отношении «целого» – вещь не только безнравственная, но и нелепая, следовательно «всякая частная группа, национальная или племенная, есть лишь орган (орудие) человечества» и «наши обязанности к народу или племени, то есть к орудию, существенно обусловлены высшими обязанностями по отношению к тому, для чего это орудие должно служить. Мы обязаны подчиняться народу лишь под тем условием, чтобы он сам подчинялся высшим интересам целого человечества» ^[591].

Таким образом, христианство, по Соловьеву, призывает любой христианский народ к отречению от национализма (национального эгоизма) и к осуществлению не «языческой» политики, где руководствуются «своими особенными интересами и правом силы», а политики «христианской», «чтобы ко всем общественным и международным отношениям применять начала истинной религии, решать по-христиански все существенные вопросы социальной и политической жизни» ^[592]. Не только личность должна совершать подвиг самоотречения во имя христианской истины, но и целый народ: «<…> каждый народ должен думать только о своем долге, не оглядываясь на другие народы, ничего от них не требуя и не ожидая» ^[593]. Кроме того, «каждый народ по особому характеру своему назначен для особого служения» ^[594], осуществление которого и есть смысл его бытия.