Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Дренда cтр.№ 25

* * *

– Не помню ни Glowworm, ни New Zelek на улицах города. Скорее в печати, – размышляет вслух Артур Франковский из студии Fontarte во время нашего разговора о буквенных шрифтах, которые ассоциируются с восьмидесятыми годами.

New Zelek – этот шрифт приходилось видеть мне в виде рекламы шахты Халемба в городе Руда-Слёнска. Разработка полезных ископаемых и машиностроительная промышленность, а потом электроника любили эти угловатые буквы, помещали их на вывески и мурали, а потом – на витрины пунктов проката. Даже в одном из выпусков телевизионного Tik-Taka выбрали именно этот шрифт, чтобы в сценографии обозначить таинственный, но наверняка очень современный объект под названием «Контакт Диск». В восьмидесятые в типографии одновременно существуют округлые и угловатые, наклонные и раздутые шрифты. На упаковке мелков, неизвестно по какой причине названных пастелью, Zelek Black. Виньетка «Фантастики» – Glowworm, круглый, блестящий, как воздушный шарик-колбаска, готовый, чтобы его сложили в форме собачки.

– Я помню, что модны были Bauhaus и Blippo, созданные в семидесятых с намеком на стиль Баухауса, хотя лишенные его духа. Helvetica считалась в Польше неприятным шрифтом, охотнее использовали Myriad, – вспоминает Франковский.

Glowworm, круглый, блестящий, как воздушный шарик-колбаска, готовый, чтобы его сложили в форме собачки. Обложка первого номера «Фантастики», проект Ежи Врублевского, 1982

– Эти шрифты были доступны в виде сухого трансфера, «Летрасета» (импортного) или отечественных пленок Kalgraf. Тогда, в конце семидесятых и в восьмидесятых, мы были неотделимы от происходящего в мире. За рубежом появляются шрифты, похожие на сделанные Брониславом Зелеком. Потом мы отстали, – говорит Магдалена Франковская из Fontarte. – Все доходило до нас с опозданием. С одной стороны, у нас появились огромные возможности для самовыражения, с другой – мы отдалились в технологическом отношении.

Grunge со сломом правил, игрой, пренебрежением классическими правилами доходит до нас много позже и в маргинальном изводе.

Обложка журнала Brum, проект Studio DWA, 1994

В начале девяностых годов в США и Великобритании настоящую революцию произвел Дэвид Карсон со своим журналом Raygun и типографикой, которые – аналогично определяющему момент музыкальному стилю – получили название grunge. Пропорции и разборчивость здесь вторичны, имеет значение экспрессия, расширение границ, дух панка.

– Grunge, со сломом правил, игрой, пренебрежением классическими правилами, доходит до нас много позже и в маргинальном изводе. Дэвид Карсон предлагал сплошной беспорядок, черный текст на черном снимке, – говорит Магдалена Франковская. В Польше, напротив, популярен grunge как музыкальный стиль, но у дисков этого направления довольно консервативно оформленные коробки. Даже панково-гранжевые попурри с лейбла Ania Box Music демонстрируют простые буквы на мраморном фоне. По-настоящему неуклюжий стиль вытеснен в то время на страницы «Календаря безумного юнца», в выполненных от руки иллюстрациях Каина Мая.

Grunge стал возможен благодаря компьютерам, точнее, макинтошам и их программному обеспечению. До нас он дойдет в середине девяностых: мы увидим эксперименты с буквой на страницах журналов Brum и Plastik. До этого польские графики работают на «амигах» и ПК с Corel Draw. Это видно по типографике, в которой используется кэш. Если что-то должно выглядеть благородно, то оно золотое и трехмерное. Если должно быть неформальным, выбираем Brush Script и Mistral.

«Дикие буквы», завладевшие польскими улицами в девяностых, Якуб Стемпень удачно назвал typopolo, подобно диско-поло в музыке, они возникли благодаря бюджетной технологической революции (там кассеты и синтезатор Casio, тут – самоклеящаяся пленка и наклейки), часто сделаны непрофессиональной рукой, разноцветные, яркие, вездесущие и демократичные.

– Технологические переломы часто сопровождаются неумелым использованием инструмента, но появляется некая «сыпь», представляющая собой счастливое стечение идеи и возможности, – говорит Рыпсон.

Зофья Рыдет в конце восьмидесятых в рамках своего цикла статей о профессиях заглянула в мастерскую, в которой делали вывески. Среди киноафиш и вывесок типа «Поднебесная акробатика автородео» молодые работники красят белым таблички с названиями улиц. На столе – баночки с белой краской. Не знаю, пережила ли мастерская трансформацию, если да, наверное, прежнее рабочее место заменили устройства для вырезания букв из самоклеящейся пленки. Очень возможно, что мастерская вообще исчезла, потому что, по правде говоря, приклеить что-то к табличке более-менее ровно каждый мог сам, или сменила специализацию на гравировку табличек по разным поводам.

– Раньше на улицах были видны вывески, сделанные вручную ремесленниками. Надписи узкие, простые, слитные. Социалистическая эстетика, которая видна на плакатах пятидесятых – шестидесятых годов, в это время вышла на улицы, попала на вывески, – говорит Артур Франковский. – Компьютеры и пленка послужили причиной упадка городской типографики. Прежде штампованные листы выглядели так заманчиво, они моментально изменяли внешний вид улицы. Люди решали сами: у меня магазин, значит, сделаю себе вывеску. Вопрос пропорции или читаемости в расчет не принимался. Нужно было, чтобы буквы были большие, красные или черные, видимые издалека. Впрочем, typopolo – феномен не исключительно польский, мы находим соответствия ему в Мексике или Колумбии. У нас просто нет традиций типографики, которым подчиняются улицы, благодаря которым они выглядят единообразно, как в Англии или Голландии. Даже сейчас, когда знания и возможности возросли, за нами все еще тянется наследство ошибочных решений девяностых, – подводит итог Франковский.

* * *

Когда улицы стали приобретать более единообразный в своем хаосе вид, а место вывесок с буквами из пленки заняли баннеры с фотографиями из фотобанков, любители графики и местные патриоты начали спешно запечатлевать исчезающие свидетельства любительской рекламы. Раньше, еще прежде, чем в Польше был отправлен первый e-mail, этим занимался Циприан Костельняк, график, многообещающий автор авангардных плакатов, который в восьмидесятых перебрался в Голландию. Плакаты Костельняка имели больше общего с art deco, конструктивизмом и предвоенными комиксами, чем с модными округлостями сюрреализма. На фоне работ других художников они отличались агрессивным нервом и мощной колористикой. Однако лично его интересовало угловатое и серое, он не расставался с фотоаппаратом; когда я рассматриваю его фотографии восьмидесятых—девяностых годов, у меня создается впечатление, что я нашла предка всех ловцов городских духов (не исключая меня и моего инстаграма).