Да и ванна у него была побольше остальных, расположенных под общей крышей бань, и представляла собой небольшой бассейн, украшенный над поверхностью воды и в глубине цветной мозаикой, изображавшей эпизоды из жизни Первых жнецов.
Ванна играла в жизни Высокого Лезвия две важные роли. Во-первых, это было место, где, укрывшись от мира, он мог пообщаться со своим глубинным внутренним «я», одновременно наслаждаясь водой настолько горячей, насколько тело человека было способно выдержать. Во-вторых, здесь он занимался делами: принимал прочих жнецов, встречался с важными людьми Мидмерики и обсуждал с ними различные неотложные дела. Здесь делались серьезные предложения, заключались сделки. И так как приходившие к нему в гости люди плохо переносили температуру, царившую в личной ванной Ксенократа, в переговорах с ними у Высокого Лезвия всегда было преимущество.
Год Капибары приближался к концу, а у Ксенократа было заведено: чем ближе новый год, тем чаще он оказывался в своей ванне. Такой вот способ очистить себя от суеты и грязи уходящего года и приготовиться к очередному. А в этом году накопилось много такого, от чего необходимо было отмыться. Не во всем был виноват лично он; больший груз вины лежал на других, но то, что совершали эти другие, все равно прилипало к нему как грязное белье. Ведь все это, так или иначе, происходило на его глазах, а потому он делил ответственность с теми, кто это делал.
Большая часть времени, которое Ксенократ отдал должности Высокого Лезвия, не отличалась обилием примечательных событий, хотя последние несколько лет в полной мере скомпенсировали монотонность его бытия – и печальными моментами, и сложными запутанными интригами. И, сидя в горячей воде, Ксенократ надеялся, что спокойные, ничем не прерываемые размышления позволят ему оставить горести и неприятности в прошлом и подготовиться к новым испытаниям.
По своему обыкновению, Ксенократ потягивал любимый им «московский коктейль» – смесь водки, имбирного пива и лимонного сока, – названный в честь печально знаменитого города, находящегося в Транссибирском регионе. Именно там, в самые первые годы эпохи бессмертных, произошло последнее из известных человечеству восстаний. «Гипероблако» тогда только пришло к власти, а сообщество жнецов получило в свое ведение дела смерти.
Для Высокого Лезвия это был символический напиток. Наполненный смыслом – одновременно сладкий и горький, да еще пьянящий, если принимать его в достаточном количестве. Этот коктейль всегда заставлял Ксенократа вспоминать о том славном дне, когда восстания были подавлены, а на Земле установился блаженный мир, которым человечество наслаждается до сих пор. Более десяти тысяч человек были убиты во время Московского восстания, но, в отличие от бунтов эпохи смертных, эти люди умерли не окончательно, а были впоследствии возрождены и восстановлены на основе новейших технологий, после чего возвращены в свои семьи и к своим возлюбленным. Конечно, самых отчаянных бунтовщиков пришлось подвергнуть жатве – как и тех, кто протестовал против этой процедуры. После Московского восстания количество протестов уменьшилось, как и количество протестующих.
Конечно, то были непростые времена. Сегодня на любого, кто вздумал бы бунтовать против системы, сообщество жнецов просто не обращает внимания. Его передают на попечение «Гипероблака». Подвергать кого-нибудь жатве на основании его взглядов или поведения запрещено – это было бы прямым нарушением второй заповеди, ибо говорит о предубежденности жнеца. Жнец Кюри была последней, кто сто лет назад проверил вторую заповедь на прочность – именно тогда она подвергла жатве последних коррумпированных политиков. Этот акт жатвы мог бы быть понят как серьезное нарушение второй заповеди, но ни один жнец не выступил с обвинениями в адрес Жнеца Кюри – жнецы не любят политиков.
Служитель бань подал Ксенократу второй «московский коктейль». Но не успел Высокое Лезвие пригубить его, как служитель совершил самый дикий из всех возможных поступков. Он заговорил, обращаясь к Ксенократу:
– Достаточно ли хорошо вы прокипятили себя, ваше превосходительство, или температура воды была так себе?
До этого Высокое Лезвие никогда не обращал внимания на служителей. Их неприметная скромная внешность как нельзя лучше соответствовала их роли. И никто из них никогда не позволял себе заговорить с Ксенократом, да еще и так неуважительно.
– Что? – переспросил Ксенократ, вложив в голос должную порцию негодования, и повернулся к служителю.
Лишь мгновение понадобилось Высокому Лезвию, чтобы опознать молодого человека. Черной мантии на нем не было. Вместо обычного своего одеяния юноша надел принятую в банях униформу, бледно-голубой комбинезон. И он совсем не выглядел испуганным, как тогда, два года назад, когда был невинным учеником жнеца, и когда Ксенократ впервые его встретил.
Ни следа невинности.
Ксенократ сделал все, чтобы скрыть свой ужас, но, несмотря на все усилия, ему это не удалось.
– Ты пришел, чтобы покончить со мной, Роуэн? – сказал он. – Если так, делай это побыстрей, потому что я ненавижу ждать.
– Соблазнительное предложение, ваше превосходительство. Но, как я ни пытался найти в вашей биографии деяния, за которые вы заслужили бы смерть, я потерпел неудачу. Самое худшее, что с вами можно сделать, это отшлепать, как в эпоху смертных поступали с непослушными детьми.
Ксенократ был обижен словами Роуэна, но одновременно почувствовал и немалое облегчение – тот пришел не за его жизнью.
– Значит, ты явился, чтобы сдаться и предстать перед судом за свои ужасные деяния? – спросил он.
– Пока нет, – ответил Роуэн. – В моих планах еще достаточно много этих, как вы выразились, ужасных деяний.
Ксенократ пригубил коктейль, отметив, что на сей раз горечи в нем больше, чем сладости.
– Тебе не удастся сбежать отсюда, – сказал он. – Повсюду личная охрана Высокого Лезвия.
Роуэн пожал плечами.
– Как я пришел, так же и уйду. Вы забываете, что меня тренировали лучшие из лучших.
И, хотя Ксенократ готов был усмехнуться, он знал, что юноша прав. Ушедший из жизни Жнец Фарадей был лучшим педагогом в том, что касается психологической подготовки жнеца, а ныне мертвому Жнецу Годдарду не было равных в жестоком искусстве убийства. Если принять во внимание все обстоятельства, выходило, что Роуэн Дэмиш явился сюда не ради пустой болтовни.
Роуэн понимал, насколько рискованным был приход в бани Высокого Лезвия. Известно было ему и то, что его собственная самоуверенность была его слабым местом. Но чувство опасности возбуждало и бодрило его. Ксенократ был жертвой привычки, а потому, проведя небольшое исследование, Роуэн понял, где проще всего отыскать Высокое Лезвие вечером в последние дни Месяца Света.
Проскользнуть внутрь под видом служителя бань было несложно, даже в присутствии большой охраны. Роуэн достаточно давно понял, что люди из личной охраны Высокого Лезвия, хорошо подготовленные физически, не страдали избытком мозгов и, в силу этой причины, наблюдательностью. Ничего удивительного в том не было: до недавнего времени функция охранников сообщества жнецов была скорее орнаментальной, поскольку жнецам редко кто угрожал. Работа охранников состояла, главным образом, в том, чтобы стоять столбом в своей красивой униформе и производить на прохожих впечатление. Если же им поручали что-нибудь серьезное, они не знали, как поступить.