– Привет, – окликнула меня продавщица. – Может, сначала осмотришься, а после займешь место какой-нибудь девушки, когда придет пора двигаться по кругу?
– Где я?
– Там, где все, кто не может принять окончательное решение. Это Город Упущенных Шансов, а это – Комната Последнего Разочарования. Понимаешь, можно сколько угодно карабкаться вверх, но если уже совершила Главную Ошибку, все равно окажешься здесь, в этой комнате. Ты можешь изменить свою роль, но тебе ни за что не изменить обстоятельств. Теперь уже слишком поздно, и поезд ушел. А я вот-вот стану покупателем.
– Дженет, – произнесла Мелани. – Похоже, у тебя температура.
Она сидела рядом со мной и пила чай. Выглядела она усталой и какой-то помятой, как сдутый воздушный шарик с остатками воздуха. Я коснулась ее щеки, но она, поморщившись, отстранилась.
– Что они с тобой сделали? – спросила я.
– Ничего, я раскаялась, и мне сказали, что я должна уехать на неделю. Мы больше не можем видеться, это неправильно.
Она потянула одеяло. Я больше не могла этого выносить. Думаю, мы обе наплакались так, что заснули, но в какой-то момент ночью я потянулась к ней и поцеловала ее – и целовала до тех пор, пока мы не начали потеть и плакать со сплетенными телами и опухшими лицами. Она все еще спала, когда я услышала гудок машины мисс Джюсбери.
На следующий день у меня случилась моноцитарная ангина.
– Это ее гуморы, – объявила моя мама.
Несомненно, среди благочестивых бытовало убеждение, что Господь очищает меня от демонов, и не оставалось сомнений, что я буду с радостью принята в лоно церкви, как только поправлюсь.
– Господь прощает и забывает, – сказал мне пастор.
Возможно, Господь-то забывает, а вот моя мать нет. Пока я тряслась от лихорадки в гостиной, она сантиметр за сантиметром прочесала мою комнату, нашла все письма, все открытки, все мои заметки и как-то вечером сожгла их на заднем дворе. Есть разные формы предательства, но сути это не меняет: предательство остается предательством в любом его виде. Той ночью на заднем дворе она сожгла гораздо большее, чем письма. Едва ли она знала. В своих глазах она все еще оставалась королевой, но перестала быть моей. Перестала быть моей Белой Королевой. Стены защищают и стены ограничивают. В природе стен заложено, что однажды они падут. Падение стен – следствие гордыни.
Запретный город разорен, и лишенные верхушек башни исчезли. Черному Принцу рукой подать до Амьена, и воина сегодня перешибешь хворостиной. Старики, съежившиеся на скамейке, расскажут, где когда-то стоял дом возлюбленной, расскажут, как красиво рос ее сад и как они ежедневно протаптывали тропинку к ее двери.
У нее было сердце из камня.
Кто первым бросил камень…
Там, где мир обрывается на востоке, найдешь каменного льва, а там, где обрывается на западе, – грифона, высеченного из камня. В северном углу путь тебе преградит каменная башня, а в южном – зернистый песок под ногами. Не бойся. Это древние. Они изъедены ветрами и мудры. Уважай их, но они не вечны. Лишь тело, что служит сосудом для духа, есть единственный истинный бог.
В природе камня – скрывать кость.
В тот или иной момент предстанет выбор: ты или стена.
Шалтай-Болтай сидел на стене.
Шалтай-Болтай свалился во сне.
Город Упущенных Шансов полон тех, кто выбрал стену.
Вся королевская конница, вся королевская рать не могут Шалтая-Болтая собрать.
Так ли необходимо бродить по стране без защиты?
Необходимо отличать меловой круг от каменной стены.
Так ли необходимо жить без дома?
Необходимо отличать физику от метафизики.
Однако многие принципы – одно и то же.
Действительно, но во внутренних городах все по-другому.
Стена – знак тела, круг – души.
– Вот, – сказала мама, больно тыча меня в бок. – Принесла фруктов. Ты опять разговариваешь во сне.
Миска апельсинов.
Взяв самый большой, я постаралась его очистить. Кожура не поддавалась, и скоро я, задыхаясь, откинулась на подушку, злая и пораженная. Ну почему у нас никогда не бывает винограда или бананов? Наконец, я отодрала внешнюю оболочку и обеими руками разорвала плод.
– Тебе лучше?
В серединке плода оказался оранжевый демон.
– Я умру.
– А вот и нет. На самом деле ты выздоравливаешь – если не считать нескольких мелких галлюцинаций. И помни, ты сама сделала выбор, назад пути нет.
– О чем ты говоришь? Никакого выбора я не делала.
Я силилась сесть.
– Поймай, если сможешь, – крикнул демон и исчез. В руке у меня остался шероховатый бурый камешек.
К лету я снова стала прежней. Мелани уехала готовиться к поступлению в университет, а я возилась с моими проповедями для будущей выездной кампании, которую мы планировали в Блэкпуле. Никто не упоминал про Инцидент, никто как будто не заметил, что мисс Джюсбери упаковала свой гобой и уехала. Моя мама бо́льшую часть времени распевала «Сносите снопы» и собирала консервы для Праздника урожая. Скоропортящиеся продукты она не одобряла – а вдруг холокост? – и поставила себе целью уговорить остальных женщин нашей церкви внести свой вклад в запасы гигантского Военного буфета, спрятанного под ризницей.
– Они мне еще спасибо скажут, когда придет время, – повторяла она.
Одним солнечным субботним днем мы погрузились в автобус и выехали в Блэкпул.
– Жаль, что нет Элси с ее аккордеоном, – вздохнула миссис Ротуэлл.
– Ей сейчас в другом месте лучше, – довольно резко возразила моя мама.
В прошлом подобные замечания ничего бы для меня не значили, но теперь я была не так проста. Я часто думала, не расспросить ли ее, не попытаться ли заставить ее рассказать, как она видит мир. Раньше я считала, что люди видят мир одинаково, однако все это время мы словно бы жили на разных планетах. Я пересела назад, чтобы помочь Мэй с ее купонами. Мама, по всей очевидности, оскорбилась моим уходом и с головой ушла в «Ленту надежды».
– Дурацкое занятие, – кисло заметила Мэй.
К тому времени я была готова согласиться.
Наше первое собрание в Моркаме прошло с большим успехом. Меня поставили проповедовать, и, как обычно, многие пришедшие обрели Господа.
– А ведь своих способностей она не утратила, да? – усмехнулась моей маме Мэй.
– Я вовремя ее уберегла, вот почему, – только и сказала мама и ушла назад в пансион.
Ее примеру последовали еще несколько человек, а оставшиеся решили возрадоваться в Господе. Мы достали бубны и ноты и практиковались до поздней ночи. Около одиннадцати вечера полог шатра захлопал, и на поле снаружи началась какая-то суматоха.