Князь Земовит поднял голову, и стало видно, что он заметно побледнел.
– У Москвы богатые арсеналы, княже, – забрал свиток из его рук Трокский князь. – Они бездонные! И если ты полагаешь, что Василий Дмитриевич шутит, то знай, что два ушкуя с четырьмя тысячами топориков, пятью сотнями сабель и многими тысячами копейных наконечников уже выгрузились в Витебске и ныне раздаются моим сторонникам.
– Это предательство! – сжав кулаки, выкрикнул посол. – Это измена!
– А разве не король Ягайло предал свою отчую землю? – повысил голос Витовт. – Разве это не он навел поганых папистов на литовские земли? Разве это не он стал вырубать молельные рощи и гасить священные костры? Разве не он бил волхвов, разорял города и веси и принуждал честных людей к целованию креста? Нешто он надеялся, что все сие сойдет ему с рук?! Так вот знай, князь Земовит, что все оскорбленные и униженные вами литвины ныне получили оружие! Теперь у них есть мечи, броня и ненависть! Ненависть, которую вы породили сами, своими собственными руками!
– Ты поплатишься за это, предатель!
– Конечно… – Мужчина отступил, выпрямился и развернул плечи. – Теперь посмотри на меня, князь Земовит, посол короля Ягайло, и запомни все, что услышишь! С тобою говорю я, Витовт с озера Гальве! С тобою говорю я, кровный сын великой Бируты, хранительницы священного огня! – голос Тракайского князя оглушительно загрохотал в пустынной зале. – По праву своей крови и своего рода я заявляю тебе и твоему королю Ягайло, что Литва проклинает его за измену отчей вере и могилам предков! Я, Витовт, сын великой Бируты, хранительницы священного огня, объявляю тебе и твоему королю Ягайло, что Литва забывает и отвергает его! Я объявляю, что, если твой господин не признает сего отлучения, Литва придет к нему в Краков, и тогда горе тем, кому придется взглянуть в глаза своих преданных предков! Так сказал я, Витовт с озера Гальве, сын великой Бируты, хранительницы священного огня!
Мужчина опустил взгляд и слегка кивнул послу:
– Это все, князь Земовит. Ты можешь идти.
Четвертого июля тысяча триста девяносто второго года, неподалеку от города Лида, король Ягайло, во крещении Владислав, урожденный великий князь литовский,подписал Островское соглашение, по которому признавал за князем Витовтом, сыном жрицы Бируты, право безраздельно владеть Великим княжеством Литовским.
Ягайло так и не рискнул начать войну с отвергнувшей его родиной и отдал большую половину своего королевства практически без сопротивления.
Спустя год, когда Софья приехала вместе с мужем навестить отца, ее крепко обнял уже не преследуемый всеми изгнанник, а признанный правитель крупнейшей державы Европы, властитель знатный и богатый. И сверх того – желающий раздвинуть свои границы еще дальше во все возможные пределы.
17 августа 1393 года
Москва, Кремль, Великокняжеский дворец
Как водится, вернувшуюся в столицу великокняжескую пару встречал радостный колокольный звон и высыпавшие на улицы сотни нарядных горожан. Затем, по обычаю, была устроена баня для путников – и пир для всех случившихся в Москве бояр и князей.
Особых торжеств, правда, Василий Дмитриевич не затевал. Все же не великое событие – подумаешь, съездили к тестю повидаться! Повеселились, поохотились, побеседовали. Софья с матушкой обнялась, бабьими своими заботами поделилась, князья клинками похвастались, броней новой да заботами государственными. На чем по домам и разъехались.
Посему праздновать было совершенно нечего. Разве лишь людей доверенных порадовать, хмельным питием за общим столом угостить да закусками обильными.
Ради такого случая во дворцовой трапезной дворня накрыла три стола: два внизу, для князей и бояр служивых, и еще один опричный, на возвышении – для великого князя с супругой да для брата великокняжеского Юрия, каковой по старшинству своему Василия во время отъезда его замещал.
Угощение тоже было скромным: два целиком запеченных осетра, по одному на каждый боярский стол, да убоина печеная да вареная, да буженина, да грибы, да капуста и яблоки, да ревень с медом, да чернослив и курага, да пряники и расстегаи, да хмельной мед прямо в бочонках. Зверя и птицу стряпухи на сей раз не готовили. За ними, знамо, на охоту надобно отправляться – а знать московская без правителя сим как-то не баловалась.
Опричный стол оказался на удивление еще более аскетичным. Тут имелись только лотки. Лотки с заливной щукой и судаком, лотки с карасями и перепелами, лотки с почками заячьими на вертеле и гусиной печенью. Ну и, понятно, сласти с соленьями. Именно к ним, к соленым огурчикам и меду, потянулась в первую очередь сидевшая по левую руку от супруга Софья Витовтовна.
Мужчины старательно делали вид, что сей странной блажи не удивлялись. У беременных женщин, известное дело, свои причуды.
Справа от Московского государя расположился юный князь Юрий Дмитриевич, получивший по завещанию в свой удел Звенигород, Галич, Рузу и Вятку. Усов и бороды он обрести еще не успел, однако же в плечах за последние три года раздался даже шире старшего брата, да и росту набрал на половину головы более.
– Это славно, что тесть твой в великие князья литовские выбился! – жадно прихлебывая из кубка пряное немецкое вино, рассуждал князь Звенигородский. – Выходит, с Литвою у нас теперь мир выйдет долгий. Да и Новгород присмиреет, опасаясь меж двух огней оказаться. А сие означает, что все западное порубежье успокоится. Вот теперь, брат мой, нам и надобно по Орде хорошенько вдарить! Улус Булгарский по примеру батюшки отбить, Заволочье очистить, по Волге до моря Хвалынского добраться. А коли повезет, так и закрепиться!
– Зачем тебе сие, братишка? – слегка осоловевший от выпитого, поинтересовался Василий Дмитриевич.
– Как зачем? – даже обиделся Юрий Дмитриевич. – Татар побить, добычей разжиться!
– А если они побьют? – насмешливо скривился великий князь.
– С чего бы это вдруг?! – возмутился князь Звенигородский. – Когда это татарам нас побить в бою удавалось?!
– Батюшка так же полагал, когда дань на Орду налагал, пушки из Булгара вывозил и таможню свою там ставил, – припомнил Василий. – А опосля к нам прямо в Москву царь Тохтамыш заявился да все наши земли коренные дочиста разорил.
– Вот и сквитаемся, брат! – горячо предложил Юрий Дмитриевич, прихлебнув еще вина. – Отомстим Тохтамышу за тогдашнюю обиду!
– Ты отомстишь, потом он отомстит, потом опять ты… Земли же русские при том всяко в разорении великом останутся… Нет, брат, – покачал головой великий князь, – я заветы батюшки нашего помню накрепко. Сказывал же он, что неча нам в свары кровавые влезать да разорениям и смерти веси отчие предавать. Куда разумнее выйдет в стороне посидеть да издалече посмотреть, как вороги наши сами себя на части разрывают! Вот ныне, вспомни, Орда Поволжская с Тамерланом Самаркандским воюет. Вот пусть и грызут друг друга до посинения, до самых мелких косточек! Наше же дело мечи да копья им продавать, серебро копить, крепости и мельницы строить, с соколами охотиться да за столами обильными пировать. А коли земли не хватать станет, так ее и прикупить можно. Безо всякой крови и разорения.