Через пару недель педиатр посоветовал вдобавок к молоку прикармливать малышей смесью, чтобы они получали необходимый набор питательных веществ. Поскольку близнецы так и не научились хорошо сосать, нам посоветовали забыть о бутылочках и вместо них пользоваться большим стоматологическим шприцем, с его помощью впрыскивая смесь в их ротики. Ощущение такое, будто я кормлю птенцов. Поочередные кормления то грудью, то шприцем, по нескольку десятков миллилитров зараз, и скрупулезное фиксирование каждой мелочи в журнале в скором времени окончательно меня доконали. Я была измотана ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. В каждой книжке по уходу за ребенком написано: мать должна отдыхать, когда спит малыш. Хорошо, если бы так! В какой-то момент я потеряла способность спать, даже когда мне очень хотелось или было жизненно необходимо. Пребывая в новом для меня состоянии повышенной психической активности, я забросила подальше суперсовременную радионяню, полученную в подарок на празднике в честь будущих близнецов. Мне совсем не нужно было слышать усиленные устройством вздохи и всхлипы малышей, лежавших в детской в другом конце коридора, потому что я и так не спала. И так все прекрасно слышала. Нервы превратились в натянутые струны. Могу поклясться: я слышала, как у них ногти растут! Я страшно мучилась.
Дни перетекали в недели, а волнения, тревоги и неспособность справиться с малейшей проблемой только увеличивались. Мне не давали покоя любые мелочи, касающиеся здоровья или развития близнецов. А мысли об их безопасности ввергали в панику — я существовала в режиме повышенной боевой готовности и не могла остановиться или расслабиться. Когда малышам исполнился месяц, мы наняли прекрасную няню, гаитянку Моник. От нее веяло теплом и любовью. Как-то раз, вскоре после приезда (мы научили ее кормить детей через стоматологический шприц), Моник увидела, как я истерично рыдаю в своей комнате. Я вдруг испугалась, что дрожь, которая порой охватывала Саманту, может являться признаком более серьезного неврологического расстройства. Моник, будучи женщиной глубоко религиозной, обняла меня и пообещала, что Бог позаботится о нашем благополучии. Конвульсии Саманты, как потом оказалось, были вызваны становлением недоразвитой нервной системы, но в то время я не могла мыслить рационально. Однако отчетливо сознавала: дети не приносят мне радости. Картинки с любящей матерью, крепко прижимающей к себе младенца, светящейся от счастья, явно не имели ничего общего с моей жизнью.
Я честно выполняла все, что полагается, но с каждым днем все больше отдалялась от реальности. Чувствовала пустоту внутри и до смерти боялась, что скоро все узнают, какая я скверная мать. Поклялась не подавать виду, что разваливаюсь на части, но не знала, сколько еще смогу притворяться. Иногда навязчивые мысли выплескивались наружу: как-то раз я стояла в гардеробной и проверяла, все ли плечики висят на одинаковом расстоянии друг от друга. Разобравшись с этой задачей, я переключилась на распределение плечиков по типам. Может, расположить деревянные отдельно от мягких тканевых? Оставить и те и другие? Выбросить все и пользоваться только розовыми пластиковыми? Вопросы загоняли меня в тупик. Вдобавок зажимы для юбок явно поизносились, а времени на покупку новых не было. Я ломала голову над этими чрезвычайно важными вопросами, когда из детской послышался плач, и я поспешила туда. Я догадывалась, что веду себя, мягко говоря, необычно, но была не в силах положить этому конец.
Моя тревога и замешательство росли с каждым днем. Джо, напротив, обращался с близнецами уверенно и души в них не чаял. Он не в первый раз стал отцом. Наличие опыта сразу же бросалось в глаза, когда он брал обоих малышей на руки, умело заворачивал в одеяльце и клал обратно в кроватку. Я завидовала его неподдельной радости и умению сохранять самообладание, даже когда дети плакали.
У его первой жены роды близнецов прошли с серьезными осложнениями, едва удалось избежать летального исхода. В результате первые месяцы жизни младенцы провели у бабушки с дедушкой в Калифорнии, а Джо вернулся в Вашингтон работать. Пять лет спустя, когда Джо и его первая жена расстались, он понимал, что отныне в течение многих лет сможет видеть детей лишь несколько недель в году во время летних отпусков, разрываясь между Калифорнией и Африкой. Джо болезненно переносил разлуку. Поэтому неудивительно, что он чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Ему выпал еще один шанс — на этот раз сделать все правильно, наблюдать, как растут его дети, а не находиться в это время за десять тысяч километров на другом континенте.
Пока я все больше погружалась в себя и скрывала от окружающих тревожное состояние, со мной начали происходить всякие странности, которые я не могла понять и объяснить. Детям исполнилось уже несколько недель, и однажды я вышла на улицу за почтой. Казалось бы, совершенно обычное действие, ничего сверхъестественного. Но по дороге к почтовому ящику сердце начало биться так, будто я только что пробежала марафон, а от неожиданно накатившего страха ноги подкосились. Забрать почту оказалось непосильной задачей. Я стояла как вкопанная на тротуаре, не понимая, что, черт возьми, происходит. В конце концов я повернула обратно к дому — письма с газетами так и остались в ящике, — напуганная до смерти. Позже я узнала, что со мной случился так называемый приступ паники. Больше я не могла себе доверять — тело и мозг изменяли мне. Примерно в то же время мне стало мерещиться, будто дети плачут. Даже когда я «отдыхала» — лежала на кровати, пока близнецы спали, — я слышала их крики. Я вскакивала и неслась в детскую, где они мирно сопели в своих кроватках. Мне же не удавалось этого сделать уже несколько недель.
Я осознавала, со мной что-то не так: умение справляться с трудностями, решать проблемы и приспосабливаться к новому — умение, которое сослужило мне хорошую службу ХХХХХХХХХХХХ, — теперь казалось утраченным навсегда. Я принялась просматривать кипы брошюр по уходу за детьми, пытаясь выяснить, что со мной происходит. В нескольких книжках упоминалась «послеродовая меланхолия» — состояние, свойственное большинству новоиспеченных мам в первые недели после рождения ребенка. Среди основных характеристик: слезы, подавленность, частые перемены настроения. Тут же отмечалось, что длится оно недолго и вскоре проходит. Мой случай был явно критичнее. Я никогда не плакала — просто боялась. От стопки больничных буклетов пользы тоже оказалось мало. В них рассказывали о здоровье малышей, но ничего о матери. Так что же со мной?
Через пару месяцев радость и терпение Джо улетучились и сменились разочарованием и досадой. И все потому, что я стала совершенно другим человеком, нечутким и неотзывчивым. «Что, черт возьми, с тобой происходит? У тебя двое прекрасных детей. Моник помогает ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Что еще тебе надо?» Мне нечего было ответить, потому что я и сама не знала, в чем дело. Накануне я проходила обычную послеродовую проверку. Доктор задавал вопросы по списку, а я старалась отвечать развернуто и подробно. Он даже не поднял на меня глаз, спросив: «Как вы себя чувствуете?» Мне хотелось закричать, что все плохо, но я будто дар речи потеряла. Происходившее со мной казалось слишком ужасным, мрачным и унизительным, чтобы кому-нибудь довериться. Я промямлила «хорошо», волоча ноги, вышла из его кабинета и поехала домой. Видя, что и Джо уже не выдерживает, я поняла, что пора обращаться за помощью. Через несколько дней вновь отправилась к врачу по поводу незначительной инфекции и в конце набралась храбрости сказать: «Я неважно себя чувствую». На этот раз меня принимала женщина. Она оторвала взгляд от записей, склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. Вышла из кабинета и вернулась с небольшой бумажкой с именем и номером телефона. «Позвоните Шармин, — сказала врач. — Она моя пациентка и, вероятно, сможет вам помочь». Погруженная с головой в свои несчастья, я и не подумала задавать вопросы. Была рада уже тому, что смогу выговориться. Вернувшись домой, сразу же набрала номер Шармин и в течение следующего часа просидела на полу в гардеробной (с безупречно развешенными плечиками), рассказывая совершенно незнакомой женщине о своей панике, тревоге, отчаянии и неверии в то, что когда-нибудь снова смогу чувствовать себя хорошо и радоваться жизни. Шармин пожалела меня, говорила без обиняков и, что гораздо важнее, похоже, понимала, в чем дело. «Сдается мне, у вас послеродовая депрессия. Нужно обратиться за помощью к специалистам». Я в первый раз в жизни услышала словосочетание «послеродовая депрессия» и была потрясена до глубины души. Я посещала подготовительные занятия при роддоме, перечитала уйму литературы по уходу за новорожденными, общалась с акушеркой и близкими подругами, и никто — по крайней мере, я не припоминаю — ни словом не обмолвился о таком вероятном последствии родов.