Кислый виноград. Исследование провалов рациональности - читать онлайн книгу. Автор: Юн Эльстер cтр.№ 10

В качестве предварительного шага на пути к пониманию автономии, включая вопрос о самой ее возможности, мы можем изучить некоторые из неавтономных способов проявления «я». Данная книга в целом и глава III в частности посвящены прежде всего таким предварительным исследованиям: они предоставят фон, на котором можно было бы выделить широкое понятие о рациональности. Однако даже не зная, что такое автономия, допустимо утверждать, что она отличается от добродетельности. Я приведу несколько аргументов, чтобы показать, что основания, на которых мы критикуем желания за то, что они не автономны, отличаются от тех доводов, на которые мы ссылаемся, когда отвергаем желания как неэтичные, – при этом оставляя открытой возможность того, что неэтичные желания также могут оказаться неавтономными.

Желания или предпочтения могут вызывать возражения либо из-за происхождения (неавтономные желания), либо из-за содержания (неэтичные желания). Ярчайший пример неавтономных предпочтений, обсуждающийся в данной работе, – «кислый виноград», то есть приспосабливание предпочтений к тому, что кажется возможным. Другие важные разновидности – конформизм, то есть адаптация своих предпочтений к предпочтениям других людей, и чистая инерция. Мы также должны включить сюда обратный феномен контрадаптивных предпочтений («С другой стороны забора трава всегда зеленее».), антиконформизм и одержимость новизной. Примеры неэтичных предпочтений несколько более спорны. Чаще всего упоминаются агрессивные и садистские предпочтения, а кроме того, по мнению некоторых, сюда же относится желание иметь «статусные блага», то есть вещи, которые по логике могут иметь лишь немногие ^[45]. Примером выступает желание иметь доход, который бы в два раза превышал средний. Распространенное желание иметь статусные блага может привести к уменьшению всеобщего благосостояния, поэтому такие предпочтения не выдерживают кантианскую проверку на обобщение ^[46]. Кроме того, они тесно связаны с озлоблением, поскольку один из способов получить больше остальных – позаботиться о том, чтобы они получили меньше, – в самом деле зачастую более дешев и более эффективен, нежели попытки отличиться в чем-либо ^[47].

Для того чтобы отличить нехватку автономии от нехватки морального достоинства, я воспользуюсь следующей технической дистинкцией: конформность будет обозначать желание, вызванное стремлением походить на других людей, а конформизм – желание походить на других людей; аналогичным образом будут определяться антиконформность и антиконформизм. (Я коротко вернусь к различию между желаниями и стремлениями, или влечениями.) Конформность предполагает причастность поведения других к каузации моих желаний, а конформизм – неустранимое присутствие их в описании объекта моих желаний ^[48]. Конформность может порождать конформизм, но она также может приводить к антиконформизму, как в случае замечания Теодора Зелдина, что в среде французских крестьян «престиж достигался, главным образом, за счет конформности традициям (так что от сына нонконформиста ожидали, что он тоже будет нонконформистом)» ^[49]. Очевидно, что конформность может вызывать желания, которые будут этически приемлемыми, но лишенными автономности. И наоборот, я не вижу способа исключить возможность того, что некто будет автономно иметь антиконформистские предпочтения, хотя приветствовал бы доказательство того, что автономия несовместима не только с антиконформностью, но и с антиконформизмом.

Тем не менее в решении последнего вопроса нет надобности, поскольку первого случая достаточно для объяснения реальности этого различения. Смиренный конформист, чьи действия моральны, потому что его всегда поддерживает среда, которая привила ему правильные желания, едва ли может притязать на автономию. Автономное моральное действие предполагает способность действовать морально даже в неморальной среде. Я не хочу этим сказать, что в подобных случаях следует неизменно выбирать курс действий, который был бы наилучшим, если бы был выбран всеми. Предположительно это не было бы конформистским поведением, однако оно может оказаться неавтономным в каких-либо других аспектах. Практическая мораль, как правило, имеет дело со «вторым лучшим» выбором ^[50], что означает: когда другие ведут себя неморально, человек может отклониться от образа не только их действий, но также и поведения, каким бы оно было в идеальной ситуации всеобщей моральности. Слепо действовать в соответствии с каким-то правилом, которое никак не учитывает контекст, не будет признаком автономии. Такое поведение часто встречается у ригидных людей, которые нуждаются в правилах и стремятся избегать применения этического суждения ^[51]. Хотя подобное поведение может показаться образцом моральности и автономии, на деле оно лишено и того и другого.

В настоящей работе автономность будет пониматься как чистый остаток после вычитания всех желаний, которые были сформированы механизмами, отвечающими за иррациональное формирование предпочтений (я приведу краткий список). Аналогичным образом качество суждения в случае убеждений будет понято как отсутствие искажений и иллюзий. Тем самым намечаются некоторые необходимые условия для рациональности в широком смысле, которые, хотя они куда менее удовлетворительны, чем полное описание, могут, по крайней мере, считаться первым шагом на пути к нему. Широкая типология механизмов искажения выстраивается, стоит нам заметить, что, подобно ментальным состояниям, которые они порождают, эти механизмы могут быть либо когнитивными, либо аффективными по своему характеру. Конечные состояния могут быть когнитивными или аффективными, то есть описываться как убеждения или как желания. А стало быть, недостаток в них рациональности вызывается либо нарушениями когнитивных процессов, либо пагубным влиянием какого-то аффективного влечения. В сумме мы имеем четыре возможных случая, которые я вкратце опишу на некоторых примерах. Но сначала нужно обосновать разделение между желаниями и влечениями. Влечения формируют желания (и убеждения), но сами желаниями не являются, поскольку они не осознанны, неизвестны испытывающему их человеку. (Поэтому ошибочно говорить вслед за фон Вайцзеккером, что человек, испытывающий навязчивую страсть ко всему новому, имеет «предпочтение новизны» ^[52].) Влечения также не могут быть уподоблены метажеланиям, которые, хотя они и формируют желания первого порядка, делают это иначе, как я утверждаю далее в главе III. Влечения должны рассматриваться как едва заметные психические силы, нацеленные на поиск краткосрочного удовольствия в отличие от осознанных желаний, которые могут отказываться от краткосрочного удовольствия ради долгосрочного выигрыша ^[53]. Метафора «сил» призвана подчеркнуть, что мы ничего не знаем о сущностном характере влечений, который при нынешнем состоянии знания и науки приходится выводить из поведения, а не изучать напрямую.