– Мне не холодно, - ответила она. Николай недоверчиво фыркнул.
– Неужели? Отчего же ты побледнела и дрожишь? - Приподняв край меха, он махнул рукой, приглашая ее прижаться к нему. - Твой приступ робости нелеп. Вряд ли я стану совращать тебя в присутствии слуги… Да и в любом случае, не пройдет и нескольких часов, как мы поженимся. Придвигайся ко мне.
– Мне не холодно, - упрямо повторила она, хотя зубы ее начали постукивать.
– Отлично. Только не вини меня, если замерзнешь до смерти, не доехав до дому.
– Снаружи мне грозит меньшая опасность, чем внутри, - откликнулась она, со значением кивая на полость, после чего отвернулась, желая показать, что спор окончен.
Сударев, внимательно слушавший их перебранку, удовлетворенно заметил:
– Кажется, князь-батюшка, выбор вы сделали удачный. Жениться так и надо: на женщине, сильной телом и духом.
Николай с досадой поглядел на него и велел замолчать.
Вскоре они подъехали к усадьбе Ангеловских, и толпа слуг разъединила Николая и Емелию. Начиналась подготовка к предстоящей церемонии. Он заперся в своих покоях, потребовав водки и закусок. Их поспешно подал Сударев, настойчиво упрашивая не пить слишком много перед свадьбой.
Выпив водки, Николай заходил по комнате. Снизу доносились звуки приготовлений: торопливые шаги слуг, их голоса, внезапные взрывы возбужденного смеха. С каждой минутой настроение его падало все больше и больше.
Обследуя комнату, Николай внимательно разглядывал убранство постели: занавеси из шелковой парчи, расшитой золотой нитью и жемчугом, шелковое покрывало с вышитой посредине огромной буквой "А" и груду меховых одеял.
В резном деревянном сундуке, стоявшем в углу, лежала пара пистолетов с золотыми накладками и курками в виде драконов. Рядом находились узорчатый эмалевый футляр для лука и золотой колчан. Ни одна из этих вещей не была ему знакома.
Закрыв сундук, Николай снова выпил водки. Запрокинув при этом голову, он поймал краем глаза красный отблеск в углу. Там висела небольшая икона, тускло светившаяся старинным золотом и багровым пламенем киновари. Потрясенный, он глотнул невпопад, и водка болезненно пошла комком по горлу. Тысячу раз видел он эту икону. Она висела в его детской. Повзрослев, он перевесил ее в свою спальню, а потом, при высылке из России, увез с собой в Англию.
– Бог ты мой! - вслух произнес он и так резко рванулся к иконе, что споткнулся. - Что же это делается? Как она здесь очутилась?
Изысканно строгая византийская живопись изображала окутанного сверкающим рубиново-красным облаком Илью-пророка, который спускался с небес на огненной колеснице. Гривы запряженных в нее коней полыхали пожаром. Николай всю жизнь почитал и лелеял этот образ, любил его за яростную силу цвета и тонкое мастерство иконописца. Другой подобной на свете не было!
Знакомая до боли, спокойно висевшая в углу икона, которую можно было потрогать, вдруг убедила его, что та, другая жизнь, которую он считал реальной, исчезла навсегда.
– Я не хочу этого! - прошептал он, и шепот по силе вложенного в него чувства был равен воплю. - Я не просил об этом. Не выбирал! Черт бы побрал все!
Отступив на шаг, он запустил стаканом в огненный круг. От удара об икону стакан раскололся и сбил ее со стены. В дверь сразу же постучали. Слуга осведомился, все ли в порядке, и, услышав в ответ грозный рык Николая, поспешно удалился. Стоя над упавшей иконой, Николай уставился на глубокую свежую царапину, пересекавшую край алого облака. Сохранится ли эта царапина через сто лет? Через сто пятьдесят… и далее?…
Что, если все это происходит на самом деле? Может быть, он умер и попал в преисподнюю? Возможно, аду понадобился свидетель, дабы наблюдать за развитием мерзкой истории его рода? И он сейчас следит за ней глазами своего предка…
Тут в голову Николаю пришла новая мысль, и колени его ослабели. Пошатываясь, добрался он до кровати и тяжело опустился на нее. Если он и вправду князь Ангеловский, собирающийся жениться на простой девушке по имени Еме-лия, то история его рода еще только должна будет состояться. У них родится сын Алексей, у того будет сын Сергей, за ним пойдет второй Сергей, за тем последует Дмитрий… а потом…
– А потом, - громко произнес Николай, - появлюсь на свет я… и Михаил…
Если он сможет удержаться и не завести ребенка от Емелии, род Ангеловских прервется. Не будет ни убийства Михаила, ни издевательств над ним. Да и собственная жизнь Николая, мучительная, греховная, тоже не состоится.
Тело Николая сотрясла дрожь ужаса: возможно, ему судьбой вручена власть воспрепятствовать собственному рождению.
Несмотря на настояния Сударева, Николай перед свадьбой не пошел в баню, не стал ни бриться, ни переодеваться. Запершись в спальне, он пил не переставая в попытке забыться и проспать этот кошмар. Ему казалось нечестивым снова пройти свадебный обряд. Много нагрешил он в своей жизни, но двоеженцем никогда не был. И вообще, он был Николаем Дмитриевичем Ангеловским, и место его было в Англии в 1877 году… рядом с Эммой Стоукхерст.
Из- за двери донесся приглушенный голос Сударева:
– Князь-батюшка Николай Дмитриевич, гости собрались. Венчание начнется, как только пожелаете. Вы ведь не заставите всех долго дожидаться?
– Я не собираюсь сегодня ни на ком жениться, - развалившись в кресле, отозвался Николай.
Наступило долгое молчание, затем снова прозвучал взволнованный голос Сударева:
– Ладно, ваша светлость. Но вам придется самому сообщить об этом гостям… и невесте. Я это делать отказываюсь, даже если вы отправите меня на конюшню или выбросите на мороз, чтобы я умер в муках. Нет, решительно я не стану ничего говорить.
Николай с трудом поднялся, подошел к двери, пинком распахнул ее и яростно уставился с высоты своего роста на бледного, расстроенного дворецкого.
– Мне труда не составит объявить им свое решение, - с издевкой произнес он. - Покажи-ка мне, где они собрались.
Рот Сударева сжался в ниточку.
– Как скажете, ваша светлость.
Он повел Николая вниз, в домашнюю церковь. Стены ее были увешаны иконами так плотно, что свободного места почти не оставалось. Широкий стол при входе был заставлен блюдами, полными яблок, орехов, миндаля, изюма и других лакомств. Посредине красовался громадный медовый пряник, изукрашенный сахарной глазурью, и стояли кубки с вином. Небольшая толпа празднично разодетых гостей во главе с князем Чоглоковым окружала священника. На алтаре лежало Евангелие в кованом переплете. При виде Николая все заулыбались, разразились приветственными восклицаниями и поздравлениями. Окинув быстрым взглядом собравшихся, он перевел глаза на Емелию, и сердце его дрогнуло.
На ней были сарафан из золотой парчи и золотистый летник с коротковатыми, не по росту, рукавами. Какая-то добрая душа, вероятно, жена князя Чоглокова, собрала ее свадебный наряд.