Перед ним раскинулась Москва… Белокаменная… Златоглавая…
Особняк его располагался почти на самом краю города, на холме, вознесшемся над морем сверкающих золотом, увенчанных крестами церковных куполов. Между церквями теснились дома, деревянные и каменные, с ярко раскрашенными синими, зелеными и красными крышами. Дым бесчисленных печей поднимался в небо, наполняя ноздри свежим запахом мороза и едкостью копоти. В оцепенении Николай смотрел, как медленно опускаются на промерзшую землю хлопья снега, укрывая город мерцающим покрывалом серебряных блесток.
У него задрожали колени так сильно, что он вынужден был опуститься на оледеневшую ступеньку.
"Может, я умер?" - подумалось ему. Он даже не заметил, что произнес это вслух, пока не услышал язвительный ответ Сударева:
– Нет, не умер, хотя, судя по вашему виду, до этого недалеко. К тому же, если будете и дальше стоять здесь раздетым, вы точно застудитесь до смерти. - Дворецкий заботливо коснулся его плеча. - Князь-батюшка, вам надо вернуться в дом. Вы сами назначили меня надзирать за хозяйством и всячески о вас заботиться. Я жалованья своего не буду стоить, если дам вам заболеть. Пойдемте, карету скоро подадут, и вы поедете смотреть невест, как и хотели.
Николай не двинулся с места, продолжая разглядывать город. Ему хотелось зарыдать от ужаса и счастья, броситься наземь и поцеловать оледеневшую землю России. Родная сторона!… Но эта Москва была моложе, новее, чем помнилось ему. Дремучие леса, ее окружавшие, еще не были вырублены и не поредели. В уличном шуме сливались грохот телег, выкрики разносчиков, окрики караульщиков, вопли нищих, мычание и ржание скота. Дома и возки выглядели несовременно. Далекие деревни казались маленькими и были разбросаны далеко друг от друга, совсем не так, как ему помнилось. При нем народу и строений было больше, дома стояли кучнее, толпы были гуще. Возможно, все это сон? Возможно, он скоро проснется? Как он сюда попал? Что случилось с Эммой и Джейкобом? Растерянный, неуверенный в себе, он послушно последовал за Сударевым обратно в дом. Федька подал ему кафтан такого же синего бархата, как и его безрукавка.
– Ваша светлость, позвольте помочь вам одеться.
Тяжелая одежда окутала Николая теплом. Ряд пуговиц спускался от середины груди до половины бедер. Отступив на шаг, Сударев оглядел князя и удовлетворенно крякнул.
– Не так щегольски, как обычно, но полагаю, будущую невесту ваш вид не разочарует.
– Чью невесту?
Федька рассмеялся, словно князь остроумно пошутил.
– Вашу невесту, князь-батюшка. Ту, которую вы выберете в спутницы жизни.
– Я уже женат.
Дворецкий залился хохотом пуще прежнего.
– Как я рад, ваша светлость, что хорошее настроение к вам вернулось.
Николай, не улыбнувшись, процедил сквозь зубы:
– Я не ищу себе невесту.
Сударев расстроенно умолк, затем проговорил с досадой:
– Но, князь-батюшка Николай Дмитриевич, вы же сами сказали, что пора вам жениться! Разослали по всем городам посыльных, чтобы свезли сюда на смотрины всех незамужних красавиц. Они теперь собрались и ждут вас. Сюда родственники привезли дочерей и сестер из Суздаля и Владимира, а некоторых - даже из-под Киева, из Малороссии! А теперь вы не хотите даже взглянуть на них? - Он укоризненно смотрел на бледное лицо Николая. - Это все похмелье. Вы сейчас сами не знаете, что говорите. У вас всегда так, по старой нашей пословице: день пируете, а неделю голова с похмелья болит.
– Я не гулял и не пировал, - мрачно проворчал Николай, страстно надеясь, что все еще длится какой-то пьяный сон. Да, он просто пьян… вдрызг, вдребезги, до умопомрачения. Может, когда он протрезвеет, все это исчезнет?… Но пока ему ничего не остается, кроме как приноровиться к происходящему и не выказывать сомнений.
– Пойдемте, - жалобно уговаривал его дворецкий, - пора ехать на смотрины. Окажите по крайней мере им уважение, пройдитесь любезно вдоль ряда. Кто знает? Может, вам и приглянется какая-нибудь красавица, и вы с первого взгляда полюбите ее.
Жестом отчаяния Николай запустил в волосы обе руки. Ему так не хотелось принимать участие в нелепом фарсе. Хватит ему хлопот с женой, ведь он уже женат.
"Но пока будет длиться этот сон, - решил он, - надо терпеть".
– Ладно, тогда побыстрее покончим со всем, - угрюмо бросил он. - Поехать я поеду, но невесту выбирать не стану. Никакую.
– Ну и хорошо, - умиротворяюще ворковал Федька. - Только посмотрите на них одним глазком, и все. Это будет и по чести, и по совести, раз уж они приехали в такую даль.
Небольшая толпа слуг провожала Николая, помогая сойти по скользким ступенькам. Лакеи сноровисто укутали его меховой полстью и вручили кубок вина.
– Вина-то не стоило бы больше пить, - начал было Федька, залезая в возок вслед за барином.
Николай, яростно сверкнув глазами над краем усаженного самоцветами кубка, заставил слугу умолкнуть. Выпить ему было просто необходимо, а увещевательный тон дворецкого надоел до смерти. Горячее вино было сладким и крепким, так что оно взбодрило Николая и заглушило охвативший его страх.
Раззолоченный возок был запряжен тройкой вороных и поставлен на полозья, которые теперь легко скользили по снежному ковру. Герб Ангеловских был вышит на бархатных подушках, выложен золотом, а также хрусталем и драгоценными камнями на крыше и дверцах возка.
– Я - Ангеловский, - медленно произнес Николай, кладя руку на герб.
– Так и есть, - с чувством согласился Федька.
Николай перевел взгляд на дворецкого, в чертах которого постепенно проступало что-то знакомое. Сударевы служили многим поколениям их семьи. Кто-то даже последовал за ним в изгнание, но князь не мог припомнить никого из них по имени Федор. Хотя… в далеком детстве, кажется, жил у них старик Сударев, которого все звали Федорыч. Может, этот Федька был его отцом? Или дедом?
"А кто же тогда я?"
Николай залпом допил вино, разгоняя гнездившийся в груди холодок. Слуга назвал его Николаем… князем Николаем Дмитриевичем… Но ведь так звали и его прапрапрадеда!
Возок миновал дома и рынки посада - часть города, раскинувшуюся между стенами Кремля и внешними земляными валами, окружавшими Москву. Прохожие кутались в широкие длинные шубы и кафтаны, надвигали на лбы меховые шапки. Взмахами рук они приветствовали и провожали проносившиеся мимо сани. Эта сцена неприятно напомнила Николаю толпы любопытных, собравшихся поглазеть, как он навсегда уезжает из Санкт-Петербурга.
– Куда мы направляемся? - сухо спросил он.
– Разве не помните? В особняк вашего друга, князя Чоглокова. У него единственная в Москве бальная зала, которая сможет вместить всех девиц. Он предоставил вам для смотрин ее и примыкающие помещения.
– Очень любезно с его стороны, - мрачно отозвался Николай, сжимая в озябших пальцах пустой кубок. Они мчались по городу, построенному кольцами или скорее слоями, как луковица, сердцевиной которой был Кремль. В одних местах сгрудилось по несколько барских усадеб, в других - скопление золотых церковных куполов напоминало поросль экзотических цветов, рядом с которыми деревянные домики обывателей казались особенно низенькими и маленькими. Почти все строения были деревянными, а дороги - немощеными.