Мертвый город  - читать онлайн книгу. Автор: Камилла Стен cтр.№ 53

Я видела ее лишь на одной фотографии – семейном портрете, взятом бабушкой с собой в Стокгольм. Айна на нем еще маленькая угрюмая девочка на пороге полового созревания, с прямыми темными бровями и короткими пепельными волосами, в клетчатом платье, из-за которого она, возможно, выглядела моложе, чем была на самом деле. Она щурилась в объектив, и ее угрюмые глаза контрастировали с натянутой улыбкой. Под левым глазом Айна имела родимое пятно, выглядевшее так, словно его нарисовали фломастером. Благодаря ему она напоминала французскую аристократку или звезду немого кино. Наверняка оно могло придать Айне особый шарм в более взрослом возрасте.

Бабушка, шестнадцати- или семнадцатилетняя на том же снимке, не отличалась какой-то особой красотой, как часто случается со старыми родственниками на фотографиях из их юности; у нее были квадратная челюсть и слегка растрепанные волосы. Но уже тогда она даже внешне производила впечатление волевого и мудрого человека. Меня всегда удивляла ее красивая улыбка, то, как она смеялась прямо в камеру с самоуверенностью девочки-подростка, свято верившей в свое счастливое будущее, в то, что скоро весь мир упадет к ее ногам.

Стаффан и Эльза стояли позади них в классических для таких снимков позах. Он – высокий, с довольно заурядным лицом, если не считать широкой и обаятельной улыбки – обнимал Эльзу одной рукой таким образом, что это выглядело на удивление нежно, склонив к ней голову, тем самым как бы давая понять, что все его мысли и чувства устремлены в ее сторону. Назвать моего прадеда стильным не поворачивается язык, но он определенно был симпатичным.

Эльза безоговорочно являлась центральной фигурой фотографии, что, похоже, соответствовало ее роли в семье. Дородная и только перешагнувшая рубеж пятого десятка, одетая в юбку и блузку типичного для пятидесятых годов прошлого столетия покроя, из более подходящей для молодых девчонок цветастой ткани, она выглядела женщиной, которой, при мысли о роде ее занятий, лучше подошли бы брюки и практичная обувь. Ее лицо имело такую же прямоугольную форму, как и у бабушки, с удивительно полным ртом, также характерным и для Айны, что не составляло труда заметить, если присмотреться внимательнее. Губы сложились в еле заметную, чуть ли не озорную улыбку, притягивавшую взгляд, поскольку она не соответствовала остальной внешности. У нее были вьющиеся волосы, оформленные в виде строгой прически – вероятно, также исключительно ради данной фотографии, – а под пышной челкой прятались светлые глаза, уверенно смотревшие в объектив. Руки прабабушки покоились на плечах Айны, и они были почти такими же, как у бабушки, и тоже с простым обручальным кольцом на пальце.

Своими руками она помечала каждый оплаченный счет соответствующей короткой надписью. И так все обстояло до декабря 1958 года.

Потом начали появляться другие пометки.

На последних двух счетах вообще нет никакой надписи.

Я сижу с тонкими коричневыми листочками бумаги, разложенными на моем колене, и всматриваюсь в них несколько секунд. От усталости у меня перед глазами все плывет.

Под счетами лежат три листочка, найденные мною в ящике с нижним бельем. Они почти не пострадали – счета защитили их от моего вандализма.

И исписаны они тем же почерком, каким сделаны пометки на финансовых документах. Но все-таки там он выглядит иначе. Буквы меньше, а промежутки между словами большие, из-за чего они выглядят следами от больших шагов. Строчки неровные, прыгающие, чернила размазаны в нескольких местах.

Наверху нет даты, а в начале – обычного приветствия, поэтому, едва склонившись над ними и пробежав глазами начало текста, я понимаю, что передо мной письмо.

Здесь письмо прерывается. Ни точки, ни привычного окончания. Как будто что-то случилось и Эльзе пришлось отложить его в сторону посреди предложения, засунуть в ящик с бельем, а потом она не озаботилась закончить его.

Или не смогла…

Она колеблется какое-то время, держа ручку над бумагой, прежде чем опять опускает ее.

«Сейчас я даже не уверена, что они следуют христианскому учению…» Когда эти слова наконец ложатся в текст письма, она замечает, что написаны они неровным, прыгающим почерком, немного отличающимся от ее собственного. Она не знает, сколько может рассказать Маргарете.

Старшая дочь всегда была под стать ей самой – при первой же возможности рвалась в бой. Эльза боится писать слишком много, поскольку Маргарета может все бросить и приехать сюда. Но в то же время просто необходимо рассказать о событиях в городе. Она должна поделиться с кем-то. Ей невыносимо терпеть происходящее.

До последнего времени Эльза еще надеялась справиться с ситуацией. Надеялась, что у них хватит на это сил.

Но однажды, несколько дней назад, она пришла домой, а Стаффан сидел за кухонным столом и ждал ее. По его словам, он хотел поговорить с ней. Его глаза блестели, но она не почувствовала запах алкоголя и сначала испытала облегчение. Решила, что он наконец взял себя в руки, поняв, как далеко все зашло.

Эльзе становится немного не по себе, когда она вспоминает о том, как в ней зародилась надежда. Она сидела напротив него на кухне, сжав ладони в кулаки. Царила жара, нежданно напомнившая о себе в конце лета.